– Или… – Она тщательно принюхивается, как будто у лжи есть свой собственный запах. Ее глаза опасно загораются. – Или они тебе уже кое-что пообещали? То, чего ты не получил в прошлый раз?..

Кирилл с трудом выворачивается из заточения. Пальцами он вгрызается в остатки шевелюры и широкими шагами идет в сторону кухни. Эвелина, как Тень, следует за ним.

Набрав в стоявший у раковины стакан воды из-под крана, Кирилл присасывается к стеклу и принимается пить так быстро, будто от этого зависит его жизнь.

– Что? – комментирует Эвелина. – В горле пересохло?

Пустой стакан Кирилл сжимает в руке так сильно, что тот мгновенно крошится на мелкие осколки. Пахнет кровью.

– Что они тебе предложили, Кирилл? Мне важно знать.

– Зачем? – не своим голосом отвечает Кир.

Эвелина покровительственно касается его худого плеча.

– Если это то, о чем я думаю, то мы можем объединиться. Эта женщина убила мою сестру. Я должна отомстить ей. Просто обязана. Иначе превращусь в одну из этих девиц, что делают вид, что ничего не видят, потому что боятся за собственную шкуру.

Кирилл резко оборачивается к девушке лицом. Впервые за время их встречи на его губах – подобие улыбки.

– Ты так и умерла, да? Они – наверное, подружки – подглядывали из кустов, пока тебя разрывали на кусочки?

Если бы Эвелина умела плакать, она бы сейчас заплакала. Кирилл видит это по ее грустному, но все еще прекрасному лицу.

– Бери выше, мой друг. Я была той, кто сидел в кустах.

* * *

– Ну что, ребята, контрольная не трудная. Главное, на вопрос «что вы сделаете с незнакомым младенцем?» не отвечайте «сожрать» – и все будет хорошо.

По классу разносится нервный смех. Пусть оценки для местных учеников не имеют особенного значения, они все же наполовину люди, а в них с рождения заложен соревновательный дух.

Шуршит бумага, цокают колпачки ручки. Временами кто-то из школьников чихнет или шепотом зачитает вопрос, но в целом впервые за долгое время в классе относительно тихо, и Глеб с наслаждением вдыхает эту тишину. Когда еще он увидит этих сорванцов такими сосредоточенными?

В конце урока, собрав работы, Глеб окидывает учеников взглядом.

– На следующей неделе у нас с вами будет неформальный урок. Можете ничего не приносить. Обсудим наш прогресс за семестр, поговорим по душам, так сказать. А в последний четверг декабря, не забудьте, у вас новогодний концерт в актовом зале. Хотя, конечно, вам, наверное, все учителя об этом талдычат по двадцать раз на дню. Но в мои обязанности входит напомнить вам еще раз. А теперь – все в сад!

Первой, как обычно, из класса вылетает Полина – неизвестно какая по счету дочь Перуна, в школе их сейчас учится еще три; у всех, конечно, разные матери. Девочка просто обожает пирожки с капустой, что изрядно отразилось на ее животе, а все знают, что пирожки достаются только тем, кто успел первым занять очередь. Глеб никогда Полину за это не винил. Не будь он ответственен за происходящее в классе, сам бы первый вылетал на запах еды.

Следом исчезают и остальные дети. Последним, как это часто бывает, собирается уходить Сева. Он как-то подозрительно долго складывал в рюкзак свою единственную ручку.

– Глеб Дмитриевич.

– Да? – Глеб отрывается от монитора компьютера, куда он вбивает очередную отчетность.

Мальчик переминается с ноги на ногу.

– Я хотел сказать, ну… Спасибо, что поговорили тогда со мной.

– Это моя работа, – отвечает Глеб и с удовлетворением мысленно отмечает про себя, что слова наконец-то ощущаются правдой.

Ближе к вечеру, когда Глеб уже у себя в комнате, телефон вибрирует о пришедшей зарплате. Эти нули – самое прекрасное зрелище, которое Глеб когда-либо видел. Их красота и изящность посоперничают с «мисс мира», а округлость – с гладкими яичными боками тех самых легендарных пирожков из столовой.

В этот самый момент в комнату без стука вваливается Зефир, у него в руках – бутылка известного ирландского ликера, которой он призывно размахивает в воздухе.

– Проснись и пой! Доставай стаканы, я пока открою бутылку.

Не то чтобы они вдвоем стали очень близки, но дружба очень странная штука: легко возникает в ограниченных пространствах и под влиянием обстоятельств. Дополнительный плюс, когда у вас совпадают интересы, особенно если эти самые интересы легко разливаются по рюмкам.

Но им так и не суждено вкусить божественной сладости ликера, потому что дверь снова открывается и в проеме появляется Эвелина.

– Ага! – победно восклицает она, указывая то ли на Зефира, то ли на бутылку. – Вот я тебя и поймала, маленький проныра!

Дальнейшая сцена напоминает фрагмент из мелодрамы, где он кричит: «Дорогая, это не то, что ты думаешь!», – а она бегает за ним со снятой туфлей со шпилькой и тоже кричит: «А что я должна думать, скотина?!». От реальности это отличается только тем, что Эвелина носит не элегантные туфли, а тяжелые черные ботинки с толстой подошвой в армейском стиле. Еще неизвестно, чем можно приложить больнее.

– Думаешь, сможешь от меня здесь спрятаться? – не устает причитать Эвелина. Она на удивление прыткая для своих размеров, но и высоченный Зефир ей не сильно уступает. – Колись, как ты выбрался?!

Впервые за все время их знакомства Глеб видит Зефира без знаменитой шальной улыбки на губах. Раньше казалось, что она в него впаяна, вшита без возможности извлечения, а в итоге выходит, как и у всех, это всего лишь маска.

– Так, все, ребята, – раздраженно говорит Глеб и без труда растаскивает Эвелину и ее жертву в разные стороны. Редкий случай, когда нечеловеческая сила действительно пригождается.

– Давай поговорим спокойно, – съеживается Зефир под хищным взглядом охотницы.

Та в ответ клацает зубами.

– Щас, разбежался. Говори сейчас: как так получилось, что ты тоже на свободе? Только не ври про хорошее поведение – я ложь за версту чую, сам знаешь.

Потирая шею, за которую до этого и схватился Глеб, Зефир садится на кровать и причмокивает губами.

– Скажем так, у меня есть кое-какие связи.

По тому, как расслабляется тело Эвелины в его руках, Глеб понимает, что это правда. Он отступает в тень письменного стола и без приглашения наливает себе добрых полстакана густого ликера молочного цвета. Ему не обязательна компания, чтобы забыться.

Эвелина упирает руки в бока, совсем как строгая учительница перед оравой орущих учеников.

– Тогда почему не раньше? Почему именно сейчас?

– Настало время. – Географ пожимает плечами, но видно, что он с трудом подбирает слова, чтобы не разозлить вещую птицу. Только, похоже, это уже случилось.

– Ты ведь знал, как мне надо наружу, – шипит Эвелина. – Видел, как я тужусь с этим треклятым Муромцем, – и насмехался, да? Думал: «Вот дура, готова перед любым ковром расстелиться, лишь бы добиться своего», да?