К сожалению, данный вид услуг предоставляется в обмен на горький опыт. И горьким шоколадом не откупиться от превратностей судьбы…

Последние полтора часа я любила себя так сильно и искренне, что забыла про Макса, который еще утром был мне жизненно необходим.

Рыбка на песке шевелила плавниками и чувствовала себя отлично.

Это я про себя.

Меня просили в кратчайшие сроки доработать сценарий и спрашивали, смогу ли я к Новому году переработать это в книгу.

Когда я проходила практику на небольшой английской киностудии, специализирующейся в основном на производстве сериалов и программ-розыгрышей, то полюбила дедлайны — в дедлайны перестаешь себя жалеть, уничтожение вопроса «зачем?», одним словом, почти совершенство бытия.

Макс был обижен. Он не понимал, почему нельзя было предупредить его заранее. Почему нельзя было написать короткое сообщение или выйти в туалет, чтобы поговорить с ним.

Если честно, я этого тоже до конца не понимала. Я даже не подумала об этом — настолько меня захлестнула волна сбывающейся мечты.

Я показала Максу контракт и попросила совета. Он отложил его в сторону и всячески игнорировал этот разговор.

— Знаешь, однажды я уже в подобной ситуации потерял любимую женщину и ребенка. Второй раз я не хочу. Поэтому выбирай: либо я, либо творческий кураж.

— Двум смертям не бывать, а одной не миновать, — прошептала я, — и в каком пьяном бреду я могла подумать, что можно иметь все?

— Маш, ты должна выбрать! Я просто знаю, чем все это закончится. Ты зацепишься на съемочной площадке — пойдешь работать, потом книги — это вечные редакторские правки и журналисты, ты перестанешь бывать дома, и все закончится. Мне нужна женщина, а не рабочая лошадь с прокуренными волосами!

— А если я просто продам сценарий и дальше все будет, как есть?

— Ты же прекрасно знаешь, что так не получится.

— Ты не понимаешь, я хочу быть для тебя идеальной, но я не хочу, чтобы меня постоянно пытались переделать — лепили из меня что-то. Макс, ты все равно бессменный житель моего сердца, но я ухожу, мне пока рано отдавать себя целиком… Я не готова. Утром я уеду.

Уход от мужчины — это как прыгнуть с парашютом, дни мучений и сомнений, много минут сдерживающего инстинкта самосохранения на выпаде — один решительный шаг и свобода.

Мой первый выход в открытый космос состоялся, да, вниз что-то тянуло, но мне абсолютно не требовался пол, чтобы стоять ровно.

— Я птица сильная! Птица гордая!

Раз уж отношения потерпели полное фиаско, я решила признаться и рассказать все про частного детектива.

— Знаешь, что ты сделала? — тихо сказал Макс. — Ты уничтожила все в наших отношениях. Я откладывал эти истории на потом — я был уверен, что расскажу их честно своей жене, когда мы будем вместе завтракать на веранде, да или просто сидя в пробках, когда ты как всегда будешь забираться с ногами на сиденье.

Макс не кричал. Не ругался.

— Хорошо, я наутро уеду.

— Давай я отвезу тебя домой прямо сейчас — ночь ничего не изменит. Знаешь, что самое странное, еще две недели назад женщина, которую я любил больше жизни, сломала свою карьеру, сфальсифицировав диагноз, и готова была целиком отдаться мне. Но я выбрал тебя. Из ответственности, потому что не мог бросить. Я хотел от тебя детей. А ты куришь в кабаках с мужиками…

— Я так и думала насчет ее диагноза. Так вот почему ты купил ей балетную студию.

— Это тебе тоже твой горе-сыщик сказал?

— Нет, это дошло до меня сплетней от мамы, которой рассказали Брушевские.

— Кто бы сомневался.

Макс закурил, смахнул снег, дождь и лед как на дне коктейля с лобового стекла. Попросил меня сесть в машину.

Я слышала лай соседского бернского зенен-хунда и не могла сдержать слез.

Наутро все пройдет. Наутро станет легче.

В моменты личной драмы работа спасает как никогда. Потому что, если бы сейчас не было работы, меня бы уже ничего не спасло и мои чувства порхали по комнате, как раненый попугай, все крича: «Позвони Максу! Вернись!»

Я любила его и любила себя. И эти две любви никак не могли ужиться.

Ложь открывает тому, кто умеет слушать, не меньше, чем правда. А иногда даже больше!

© А. Кристи

Я пролежала сутки молча в кровати, от стресса у меня поднялась температура до тридцати восьми, и я снова подумала, что у меня сифилис. Когда на теле появилась сыпь, я уж было решила, что это корь. Оказался нейродермит. Прописали валерьянку, пустырник, корвалол.

Мама сварила мне куриную лапшу, которую я так любила в детстве. С пассированным лучком и морковкой, корнем сельдерея, зеленью. А лапшу делали собственноручно — ножом коверкая тонкий слой теста. Потом тесто сушилось или на батарее, или в духовке.

Эмиль все время предлагал выпить, но я отказывалась.

Мама принесла какую-то волшебную настойку по рецепту троюродной бабки.

— Любовь травами не лечится, это еще Овидий сказал, не ко мне претензии, к Овидию, — сказала мама…

— Да нет, все проще, как говорил не Овидий, конечно, а Сент-Экзюпери, мы любим того, о ком заботимся…

— Это кто ж тебе такой рассказал?

— Макс.

— Никакой роман не проходит даром, хоть поумнела. Скучаешь по нему?

— Как по воздуху.

— Он отойдет. Поверь мне.

— После того как я ему созналась про сыщика, вообще не уверена. Мам, он такой хороший. У него даже недостатки положительные.

Эмиль мне налил ванну со специальными маслами — было приятно, что они так трогательно пытались привести меня в чувство.

Я иногда опускалась с головой на дно и плакала тридцать секунд, потом выныривала и пыталась ощутить жажду жизни.

Раздался звонок. Я каждый раз надеялась, что позвонит Макс. Однако позорная мелодия Алсу так и не появилась на поле битвы.

— Что делаешь? — спросил меня голос приятной наружности.

— В ванне лежу, читаю энциклопедию «Радости секса»! — решила я иронизировать, чтобы хоть как-то вернуться в прошлую себя.

— О чем читаешь?

— Да так, даосистская система продлевания полового акта у мужчин, оттягивание эякуляции.

Трубка вешается. Конец связи. Занавес.

Я перезвонила номеру, помешавшему моей депрессии проникать в центральное водоснабжение г. Москвы.

— Кстати, кто это был? — спросила я с гнильцой в голосе!