– Ах, гнусные недоноски! Как такую падаль земля носит! Что это им, игрушки? Нашли забаву! «Эй, глянь, Сид, ишь какую, блин, тачку заимел, блин, толстопузый, во, во, давай, блин, ножик свой, ща мы ему, блин, вмажем! Га-га-га! Пш-ш-ш-ик – и пор-рядок!» Воистину, бездна интеллекта и остроумия!

В непосредственной близости от нас остановилась в полуобъятии на бродяжий манер юная пара, он – в утратившей форму черной велюровой шляпке, из тех, что носила его тетушка, с ее же цветастым шелковым платком, повязанным поверх своего головного убора, она – в безрукавочке чуть ли не из фольги и в штанах с заплатками. Гарольд подошел к автомобилю, стоявшему через один от машины Роя, и вынул ключи. Полицейский сочувственно кивал:

– Да, сэр, уж тут приятного мало! Только вот вам не кажется, что эти наклеечки, они, как бы это сказать, могут воздействовать подстрекательски? Хотя, понятно, я никого не оправдываю!

Рой, который, заметив Гарольда, наблюдал, как тот долго возится с замком, вдруг резко крутанулся, рявкнув на парочку и махнув рукой с плеча, что (к моему облегчению) послужило ей сигналом удалиться, после чего снова повернулся к полицейскому:

– А где были вы, когда здесь творился этот массовый разгул? Разумеется, высчитывали, кто на сколько метров нарушил линию парковки!

– Нынче, сэр, такие штуки не в ведении дорожной инспекции. Я делал свой обычный обход и только за минуту до вашего появления оказался на этом месте. Сожалею, что пришел слишком поздно и не сумел предотвратить прискорбный акт вандализма.

Произнося это, полицейский в первый и в последний раз кинул на меня взгляд. Я бы не сказал, что его поведение во время обеих наших встреч, а также теперешнее выражение лица внушали сомнения насчет его явной неприязни, а то и желания поддразнить Роя тем обстоятельством, что представитель закона может позволить себе спокойно взирать, как протыкают шины у известной личности, носителя чуждых воззрений. Тоном несколько более официальным полицейский добавил:

– К тому же учтите, место здесь специфическое: Лондонская библиотека, молодежный клуб «Карлтон». Никогда не знаешь, какая тут может оказаться публика.

Гарольд завел машину. За все это время он ни разу не удостоил нас своим вниманием. Рой поднял голову и весь как-то сжался; я понял, о чем он подумал. Потом он спросил полицейского:

– Вам нужно от меня что-нибудь? Ну, заявление в трех экземплярах, или заглянуть в медицинскую карточку, или…

– Нет, сэр! Просто хотел узнать, чем могу помочь…

– Пожалуй, не можете. Ничем!

Полицейский почтительно коснулся пальцами шлема и отошел.

– И что же теперь делать? – спросил я.

– Черт побери! Что делать… Вернемся в «Крэгг», заставим швейцара разбираться со всей этой ерундой. Затем, как и предполагалось, выпьем бренди. Ну, или я выпью. Хотя если изъявите желание, милости просим! По правде говоря, если взглянуть под нужным углом, вся эта история с покрышками весьма вдохновляет. Ведь говорил же я вам, что кое-кого это может разозлить! Что доказывает: даже и в самых респектабельных районах не истлел еще живой дух… Такси!

– Кстати, сколько ему лет? – спросил я Вивьен вечером.

– Знаешь, это странно, но он никогда не говорит. И не говорил. Но, по-моему, шестьдесят с чем-то, что-то вроде того.

– И он живет один?

– Да, уже девять лет, с тех пор как умерла мать. Но мы, то братья, то я, навещаем его каждую неделю. Поодиночке, чтобы ему растянуть удовольствие. Обедает он в пабе, а на неделе по утрам к нему ходит женщина, готовит, так чтоб он мог вечером разогреть. И еще убирает в доме.

– И чем же, собственно, он все время занимается?

– Ну, разная его деятельность среди верующих заполняет все утро вплоть до обеда. Кроме того, он любит музыку. Во всяком случае, ему нравятся Гилберт и Салливан,[6]еще венские вальсы, ну и тот, кто написал «Веселую вдову».[7]Хотя для тебя это, наверное, не музыка.

– Почему же, музыка! Многое из этого весьма недурно.

– В своем роде. Ведь ты же именно так считаешь?

Последнее замечание я счел для нее нехарактерным.

– Ну да, если угодно! Но даже если так, почему не считать это музыкой?

– Хотя бы потому, что почти все из того, что все считают музыкой, ты музыкой не считаешь.

За исключением времени, проведенного нами в моей спальне примерно час назад, сегодня Вивьен пребывала в гораздо большей хмурой озабоченности, чем ей полагалось по понедельникам. Вместе с тем чувствовалось, что она искренне старается взбодриться, не допуская, чтоб все шло как идет и чтоб я сам с этим разбирался. Это было для меня ново. Однако наш автобус, третий, на который удалось сесть, остановился на требуемой остановке раньше, чем я успел все это обдумать, и я тут же обо всем позабыл, залюбовавшись знакомой (и неизменно возбуждающей меня) энергичной походкой Вивьен, когда мы шли по тротуару, а также незнакомым и очаровательным шелковым табачного цвета брючным костюмом, в котором она оказалась.

– Отсюда пешком всего пара минут.

– Вив, какой на тебе прелестный костюм! Новый?

– Да, сегодня купила. Невероятно, ты впервые в жизни сделал мне комплимент насчет одежды!

– Прости, но я…

– Ради бога! – Вивьен взяла меня под руку. – Знаешь, когда в первый раз кого-нибудь привожу, мне вечно как-то не по себе, понимаешь, как все пройдет. Обычно кончается благополучно, но я постоянно заранее переживаю.

Здесь было бы вполне уместно задать вопрос, почему она решила вести к отцу меня, однако теперь, как и всегда, когда встает проблема подобного рода, я совершенно не мог придумать, как бы сформулировать свой вопрос, чтобы он не повлек за собой сначала реакции типа «какого черта» и завершающего шлейфа типа «ради бога, не надо». Потому я просто спросил:

– А ты того другого типа водила?

– Какого?

– Ну, того. Сама знаешь.

– А! Так, ненадолго.

– Но, я думаю, задолго до того, как решила повести меня?

– Да! Он в большей… он как-то серьезней подошел к этому вопросу, чем я ожидала от тебя.

– Пожалуй, это понятно.

Мы шли мимо ряда маленьких домиков с садиками за глухими оградами и с витражными панелями на парадных дверях. Вивьен подвела меня к одному из них и нажала кнопку звонка.

– Я полагаю, он знает, что мы спим с тобой? – неожиданно спросил я.