Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поскольку она решила, что ее любовь может лучше всего расцветать в тиши и обособленности сельской жизни, она вместе со своим прекрасным гусаром перебралась в просторный сельский дом в Нёйи, который она купила совсем недавно и теперь тщательно обставляла. Одно время при дворе даже решили, что Полина, наконец, действительно нашла своего настоящего господина, поскольку уже прошли многие месяцы, а ее пылкая любовь к Канувилю все еще продолжалась.
В домашних туфлях и шелковом халате он постоянно присутствовал на традиционном обряде купаний своей очаровательной любовницы. Других присутствующих уже не было, а это также кое-что да значило. Самые близкие друзья удивлялись. Полину и Канувиля видели всегда только вместе.
То, что пара была такой неразлучной, в конце концов начало действовать Наполеону на нервы. Император считал, и в этом он был прав, что офицеры его гвардии должны находить себе лучшее применение, чем валяться на подушках его сестры. Но, поскольку он трогательно относился к своей «маленькой дикарке» ему было трудно найти убедительный предлог, чтобы вмешаться. Однако несчастному случаю было угодно, чтобы Канувиль сам предоставил ему этот долгожданный повод.
В то утро, император, сидя верхом на своей любимой лошади Али, принимал парад конной гвардии во дворе «Карузель ревю».
В порядке исключения присутствовал и Канувиль. На нем была форма, которая так блестела от золота, что привлекала всеобщее внимание. Наполеон не одобрял подобную роскошь, однако не нашел во внешности командира эскадрона ничего, что нарушало бы устав. Внезапно конь прекрасного Армана испугался, встал на дыбы, рванулся вперед и довольно сильно ударил копытами Али. Наполеон не был хорошим наездником, а его чуткий арабский скакун почувствовал это и, испугавшись, тоже поднялся на дыбы. И его величество император оказался на волоске от того, чтобы не слететь на землю перед парадом своих войск.
Наполеон покраснел от злости и сразу же увидел, что виновным был не кто другой, как Канувиль, который, в свою очередь, залился краской от стыда и пытался отыскать возможность, чтобы поскорее скрыться со своей лошадью, но деваться было некуда. Беспощадные голубые глаза императора осмотрели его с головы до блестящих шпор на его венгерских сапогах. Окаменевший Канувиль ждал, опустив глаза. Орлиные глаза императора заметили элегантную накидку офицера на меховой подкладке, которая не только была вышита тончайшими золотыми узорами, но и подбита мехом соболя. Соболиный мех император узнал сразу. Это был подарок, который ему преподнес царь Александр I, но поскольку он знал, как Полина неравнодушна к мехам, он передарил его ей. Это была последняя капля, переполнившая чашу его терпения, и Наполеон взорвался.
– Майор, ваша лошадь слишком молода. У нее горячая кровь! Я позабочусь о том, чтобы охладить ее!
Канувиль, чрезвычайно встревоженный, спросил, что хотел этим сказать император. Он недолго оставался в неведении. Как только парад завершился, маршал Бертье сообщил ему, что император назначил его курьером, чтобы доставить важную депешу маршалу Массену, который находится в настоящее время в… Португалии!
В полном отчаянии Канувиль рассказал о своем несчастье княгине, которая в негодовании разразилась слезами.
– Наполеон – чудовище! – кричала она. – Он хочет меня убить! Но будь спокоен, любимый. Ему не удастся разрушить нашу любовь. Я тебя никогда не забуду! Ты, к сожалению, должен подчиниться приказу, но поспеши передать эту депешу, как можно быстрее! Ты же знаешь, как сильно я тоскую, когда тебя нет! Ты не должен оставлять меня одну слишком долго!
При этих словах страх несчастного сменился паникой. Он очень хорошо знал, что Полина имела в виду, говоря «как сильно я тоскую!» Если он задержится надолго, то может рассчитывать на то, что к моменту возвращения его место будет занято другим…
В нагрудный карман над сердцем Канувиль положил медальон, который Полина вручила ему как талисман, – обрамленный рубинами шедевр Изабей, – вскочил на коня и сделал все, чтобы установить рекорд на маршруте Париж – Лиссабон – Париж! Гусар гнал, как одержимый. Дюжину загнанных лошадей, жертв своей торопливости, он оставил на пути, пересек Луару, Шаран, Жиронду и Пиренеи, доехал до Бургоса и, наконец, достиг Вальядолида. Десять дней и ночей провел он в седле, давая себе лишь короткие передышки, чтобы перекусить сменить лошадь. Это был действительно рекорд!
Однажды утром в Саламанке генерал Тибо увидел возле своего штаба падающего с коня, покрытого грязью и в растерзанной одежде человека, который не имел ничего общего с бывшим элегантным гусаром генерала Бертье.
– Эй, Канувиль! – крикнул он. – Куда вы собираетесь в таком парадном виде?
– В Лиссабон, господин генерал! И мне как можно быстрее нужна новая лошадь!
– Лошадь? В Лиссабон? Да вы сошли с ума, сын мой! Вам туда не попасть. Враг перехватывает всех наших курьеров!
– Это еще одна причина, почему я должен пробиться, – стоически возразил Канувиль. – Если депеши не будут доставлены, император отдаст меня под трибунал!
И он поведал Тибо приключившуюся с ним историю: о своей любви, печали, конфликте с Наполеоном, о его взрыве ярости и Полине, которая подогрела эту спешку. Исповедь сопровождалась тяжелыми вздохами, о чем позднее рассказывал Тибо.
Генерал знал Полину. Когда-то сам испытал на себе ее «благосклонность» и поэтому прекрасно понял Канувиля.
– Послушайте, – сказал он мягко, – дальше вы так ехать не можете! Вам необходимо поесть, выпить и поспать хотя бы час! А потом я дам вам самого быстрого коня, какой у меня есть… и скачите назад в Париж!
– В Париж? Вы хотите, чтобы Наполеон по закону военного времени расстрелял меня, господин генерал?
– Ни в коем случае! Вы оставите депеши здесь и, как только я увижу возможность переправить их Массену, я пошлю к нему моего лучшего курьера. Ответственность я принимаю на себя, а вы возвращайтесь назад. Это приказ!
Канувиль, хотя и был полуживой от усталости, при этих словах едва не заключил Тибо в объятия. Он съел грандиозный обед, выпил две или три бутылки вина и, как сурок, проспал около четырех часов, после чего, даже не помывшись, вновь сел на коня. И опять началась бешеная скачка!
Обратный путь до Парижа он проделал с прежней скоростью. Ровно через двадцать дней после того, как он покинул Париж, Арман де Канувиль соскользнул с седла своего коня сначала в объятия мажордома Полины, а затем Огюста де Форбэна, который время от времени возвращался к исполнению своих обязанностей камергера.
Добрейший Форбэн с большим тактом дал понять обессилевшему Канувилю, что ту, чей образ придавал ему сверхчеловеческие силы во время его фантастической гонки, сейчас нельзя увидеть. И поскольку Канувиль не мог в это поверить, потеряв душевное равновесие, Форбэн сказал ему правду: княгиня была в своей спальне, где отдыхала с… капитаном драгун Ашиль Турто де Септёй, который до этого был любовником ее придворной дамы, недавно овдовевшей мадам де Барраль. Потрясенный, отчаявшийся, с чувством отвращения, Канувиль поехал домой, принял ванну, проспал восемнадцать часов подряд… и затем немедленно отправился к маршалу Бертье за новым поручением.