— Понимаю и очень вам сочувствую, Лиля Юльевна, — Ирина погладила бабусю по руке.

— Правда?.. Спасибо вам, Ира, — Лиля обвела воспалённым взглядом комнату. — Если б я знала, что наша жизнь начнёт рушиться в тот злосчастный день, когда Самсон принесёт мне чемодан с документами и какими-то старыми пожитками… Сначала-то я не приняла их всерьёз… Много копий документов, при этом они абсолютно не имели юридической силы, хотя очень подробно рассказывали о наследстве графа, — голос бабуси дрогнул. — Там, кстати, были и его мощи в виде двух крестов, вырезанных из берцовых костей.

— А вы уверены, что это не подделка, Лиля Юльевна?

— Я же на зуб их, прости господи, не пробовала! — отмахнулась бабуся. — В этом проклятом чемодане была ещё плащаница с отпечатком горба, а также серебряная трость и перчатки, которыми граф пользовался во время какой-то дуэли, хотя… В общем, если не знать, что это за сокровища, то на первый взгляд — старая рухлядь на выброс и всё.

— Лиля, а что за кресты? — перебила Ирина.

— Если сложить вместе две кости в форме букв Т, именно такой вид они имели, то получится обычный крест и, согласно завещанию графа Калю, предъявив этот крест, даже не имея остальных доказательств родства с графом, можно попытаться получить всё до цента его миллиардное наследство — в Триедином банке в Цюрихе, — Лиля Юльевна поперхнулась. — Ну, ты ведь в курсе, что Триединый банк — это сокровищница всех полузабытых наследств, которые выдаются при соблюдении множества условий, порой настолько диковинных, что получить деньги почти не представляется возможным?.. Кстати, фальшивых крестов Калю на самом деле тысячи, а настоящих — всего два. Так вот, самое главное — эти два креста, остальные физические и материальные доказательства, лишь приложение к ним, а без крестов графа Калю в Триедином банке с претендентом на наследство даже не будут разговаривать.

Люстра над столом звякнула, и Ирина вдруг обратила внимание, что бабуся дышит широко раскрытым ртом, как рыба, выпавшая из клюва альбатроса.

— Хотя, кроме крестов, по условиям завещания, нужно предоставить ещё десять доказательств, а именно — пять физических признаков родства с графом и пять материальных, — едва слышно пробормотала Лиля Юльевна, и вытерла ладонью выступивший на лице пот.

— Вам плохо? — с тревогой спросила Ирина.

— У меня превосходное здоровье для женщины моего возраста, — ворчливо ответила Лиля Юльевна, хотя голова её тряслась. — Я же пока ещё жива, значит со мной всё в порядке!

Из соседней комнаты, словно в подтверждение, донёсся уютный храп Самсона Иваныча.

— Лиля Юльевна, скажите, вы действительно боитесь профессора Жилянского?

Бабуся сморщилась так, словно в куске хлеба обнаружила волос.

— Боюсь ли я Виктора Готфридовича? — переспросила она. — Не скрою, я опасаюсь его, ведь Жилянский также считает себя родственником графа Калю! По легенде, у графа Калю была связь с супругой Жиля, к тому же физические признаки его родства с графом налицо, как не крути, — и Лиля Юльевна, загибая пальцы, стала перечислять: — Он горбат, как граф, а у его дочери Тамары грушевидная мочка уха и вросший ноготь на двух пальцах ног, один в один, как у графа, в копиях документов есть рисунок ногтей графских ног. Открою страшную тайну — Тамара много раз оперировала пальцы на ногах, а толку никакого! Поэтому чемодан с документами и мощами, купленный Прищепским случайно среди прочего антиквариата для НИИ мифологии и древностей, Жилянский безоговорочно посчитал своим, а влюбленный Самсон каким-то чудом сумел передать его мне, — Лиля Юльевна криво улыбнулась. — Ах, Самсон, Самсон…

— Знаете, мне вдруг пришло на ума — если вы дальние родственники с Жилянскими, то значит, могли бы договориться и разделить наследство на две ваши семьи, ведь так? — Ирина взглянула в глаза бабусе, но тут же отвела взгляд. Глаза бабуси напоминали мокрую пещеру, в которую страшно войти.

— Ах, Ира, люди не любят делиться даже копейкой, просто вы, видимо, ещё не знаете об этом, — проворчала бабуся скрипучим голосом. — Что может быть чернее, чем родственная зависть и неприязнь? Ничего, Ира, ничего… Кстати, я пробовала предложить подобное, но в результате моя дочь скоропостижно умерла от неизвестной болезни, а дочь профессора Жилянского, каким-то потусторонним способом, стала мачехой моих внучек… Ира, включите свет, я уже дышать не могу в этой темноте, — выбивая зубами дробь, отчётливо произнесла Лиля Юльевна, и когда в зеркалах бессчётное число раз отразилась пыльная люстра, хлопнула в ладоши. — А налейте-ка нам винца вон из той бутылки, Ира!

— Вам полный бокал? — спросила Ирина, открывая початую бутылку бордо.

— Да, полный… Спасибо, — Лиля Юльевна пригубила вино. — Знаете, когда Самсон притащил в мою квартиру этот чёртов чемодан с документами, я, прочитав их, поняла, что в России буквально пару лет назад жил настоящий потомок графа Калю, который всё это скрупулёзно собирал и хранил в надежде получить наследство своего прапрадеда. Я долго размышляла, что в итоге помешало ему получить наследство, и первое, что пришло на ум — он был не выездной. Или же, по причинам безопасности, ведь что-то иметь в нашей стране всегда опасно!.. Я долго искала его, но так и не нашла, видимо, он был стар и уже умер… У моей дочки было четыре физических доказательства родства с графом — грушевидная мочка уха, длинные мизинцы на руках, две макушки и родимое пятнышко в форме мухи на груди.

— Лиля, а какие ещё приметы являются бесспорными доказательствами родства с графом Калю? — выпив свой бокал до дна, спросила Ирина.

— У мужчин — тело длиннее ног, а у женщин — мизинец правой ноги может быть неразвит. Кстати, у Жилянского как раз короткие ножки и длинное туловище, ха-ха…

— Лиля, простите меня за излишнее любопытство, но мне не даёт покоя вопрос, что же случилось в тот день перед бурей? Почему вы послали внучек на дачу с нянькой, а сами остались в Москве? — Ирина с опасливой жалостью взглянула на тяжело дышащую старуху с пустым бокалом в трясущейся руке.

Лиля Юльевна отставила бокал и сердито взглянула на Ирину.

— На самом деле я вернулась с полпути на дачу, потому что хотела собрать все свои вещи, ведь уехав, не всегда знаешь, когда представится возможность вернуться. Когда я вошла в дом дождь только начинался, а через несколько минут что-то упало на крышу, и я побежала на второй этаж, где в расколотой джакузи увидела труп Виолетты.

— Вас возмутило, что прислуга мылась в хозяйской ванной?

— Меня возмутило, что бедная женщина мертва, — отмахнулась Лиля Юльевна. — Если бы даже прислуга поедала икру из хозяйского холодильника или расхаживала в вечернем платье Жилянской, то и это бы меня не смутило. До этого, кстати, я не замечала за Виолеттой никаких причуд, по-видимому, она закончила уборку в доме и на свою беду решила ополоснуться в джакузи, у неё же дома нет такой роскоши. Ира, я знаю, что взяла на свою душу тяжкий грех, когда вместо того, чтобы вызвать милицию и скорую помощь надела на палец Виолетты Константиновны своё кольцо, а потом накинула её куртку, замоталась платком, взяла зонт и вышла из дома. У нас одинаковое телосложение, так что на меня никто не обратил внимания, когда я шмыгнула на улицу мимо охраны.