Майор Сергеев был скрытен, и никто из знавших его людей не мог предположить, что скрывается за устрашающей боевой маской. Он не любил рассказывать о себе, и, кроме кадровиков и начальников, никто не знал, что предшествовало его поступлению в органы МВД. Да и осведомленные люди не вдавались в детали, а потому почти неизвестным оставался факт, который мог сделать его знаменитостью в милицейском гарнизоне Тиходонска. Сергееву было посвящено постановление Пленума Верховного Суда СССР.

А было так: только вернувшийся из армии двадцатилетний сержант Сергеев попал в крутую переделку в аллее нижнего уровня городского парка, где с незапамятных времен и до сих пор собиралась всякая шпана и куда по сумеркам не рисковал заглядывать ни один законопослушный гражданин, если, конечно, был трезвый и находился в здравом уме. Саша привык спрямлять дорогу через парк, внушительная фигура служила пропуском, но все пропуска действуют до поры до времени.

В стае было шесть особей, совершенно точно, потому что пятеро почти два года выступали в непривычной и почетной для себя роли свидетелей обвинения. У них имелись перочинные ножи, которые экспертиза холодным оружием не признала, но, несмотря на это, поцарапанные винными пробками тусклые клинки вполне годились, чтобы проткнуть легкие, желудок, печень или сердце.

Саша мог убежать, но это казалось обидным, и он остался, что все три следователя и бесконечное число судебных инстанций ставили ему в вину. Он не позволил обшарить свои карманы, отказался «дать на бутылку», не собирался подставляться под кулаки, а тем более под ножи, тем самым «вступив в конфликтные отношения» с тварями, которые, как выяснилось при дневном свете, имеют человеческие имена и фамилии, хорошие характеристики, заботливых родственников и по всем казенноофициальным меркам являются полноправными советскими гражданами.

Выхватив из толпы одного, Саша отскочил в сторону, зажал трепыхающееся, матерящееся и лягающееся тело в «двойной нельсон» и сказал остальным: «Разбегайтесь, а то я его сломаю!» При этом, как повторялось во всех протоколах, «выразился нецензурными словами».

Стая, ощерясь острыми железяками, бросилась вперед, и он, не дожидаясь колющих, проникающих ударов, а следовательно, по мнению официальных инстанций, «не убедившись в реальности угрозы», завершил прием, сломав хребет заложнику, ставшему в тот самый миг потерпевшим.

Хруст позвонков и конвульсии брошенного под ноги тела мгновенно обратили стаю в бегство, а Саша отправился в оперпункт милиции, расположенный на центральной аллее. Потом он ругал себя последними словами за это, а еще больше за то, что, обнаружив замок на неказистых дверях, затеялся звонить в «скорую» и милицию, раскрутив маховик машины, которая затянула в свои шестеренки его самого.

Через два дня гражданин Боско скончался, Сашу бросили в КПЗ, а объявившаяся стая, превратившаяся в группу скорбящих о погибшем товарище, с готовностью изобличала его на очных ставках. Пять показаний больше, чем одно, арифметическая логика следствия оказалась куда проще, нежели в книжках да кинофильмах, плюс труп, который требовалось списать… Судьба Сергеева была решена, следователи и судьи расходились только в квалификации содеянного: то ли умышленное тяжкое телесное повреждение, повлекшее смерть, то ли превышение пределов необходимой обороны. В первом случае — до двенадцати лет, во втором — до года.

Очень многое зависело от первоначальных решений, как правило, они определяли дальнейший ход дела. На счастье Сергеева, недавно вышел Указ об усилении борьбы с хулиганством, и прокурор, «чтобы не наломать дров», не дал санкции на арест, косо написал на постановлении следователя: «С учетом наличия элементов необходимой обороны избрать подписку о невыезде».

Мелькнувшие в деле «элементы необходимой обороны» определили направление расследования, хотя родители потерпевшего бомбардировали все инстанции жалобами с требованием «сурово наказать убийцу». После трехсуточного ада камеры Сергеев твердо решил не возвращаться в парашную атмосферу ни при каких обстоятельствах, даже если для этого придется покончить с собой.

К тому и шло, потому что третий следователь — низкорослый, с болезненно бледным одутловатым лицом и в вечно мятой одежде — капитан Малышко, эту фамилию Сергеев запомнил на всю жизнь, после очередного залпа жалоб предъявил ему обвинение по сто восьмой — второй и предупредил, что будет брать под стражу.

Держался он без злобы и без сочувствия, равнодушно, на все доводы Саши отвечал одинаково: «Что я могу сделать? Я человек маленький. Что говорят, то и записываю. Их вот пятеро, а ты один. Кому я должен верить? Да еще труп против тебя, так что сам посуди, как я должен поступать?»

Позади уже было несколько судов и отмененных приговоров, и Малышко интересовало только одно: как защитить свою задницу от неприятностей. Он уже напечатал постановление об изменении меры пресечения, а Сергеев приготовился и постоянно носил при себе бритвенное лезвие, но тут в игру включилась новая сила.

Участковый, обслуживающий горсад, по своей инициативе занялся компанией «пострадавших» и докопался до их второй, не отображенной в характеристиках жизни. Два эпизода хулиганства и грабеж. Было нелегко найти свидетелей и потерпевших, но резкий и нервный «литер» это сделал, хотя, выкапывая криминал на своем участке, подставлял под гнев начальства то самое место, которое тщательно оберегал Малышко. Но, в отличие от следователя, он не считал себя «маленьким человеком» и не сводил логику справедливости к арифметическим действиям.

Новый облик свидетелей обвинения, против которых возбудили уголовное дело, заставил Малышко резко изменить планы. Заготовленное постановление он разорвал и предъявил Сергееву обвинение на превышение пределов необходимой обороны.

— Труп, как ни крути, не спишешь, — пояснил он. — Если бы этот Боско лез на тебя с ножом, я бы и превышения не вменял. А то другие нападают, а ты ему голову скручиваешь! Это ни в какие ворота… И вообще, — доверительно щурился капитан. — Лучше бы ты убежал!

— Пусть они других встречают? Кто убежать не может и защититься не умеет? Так получается? — Сергеева и в молодые годы было трудно сбить с занятой позиции.

— Другие — это другие, а ты — это ты, — терпеливо втолковывал «мятый» следователь. — Они за себя отвечают, а ты за себя. Вот и пиши: признаю себя виновным частично…

Сергеев виновным себя не признал, суд определил ему год условно, он обжаловал приговор.

— Ну и дурак ты, парень, — утратив обычное равнодушие, возмущался Малышко. — Условную меру за труп получил и еще недоволен! Смотри, кинут дело на доследование. Я, конечно, выговорешник получу, но раскручу тебя на всю катушку!

— Правильно сделал, — одобрил участковый, и желваки играли под натянутой кожей. — Гадам надо укорот давать, иначе столько их разведется! И не виноват ты ни в чем, только теперь разве достучишься. Если б я тогда был в оперпункте, мы бы по-другому сделали…

Почти год ходило дело по карусели судебных инстанций, и наконец Верховный Суд дал специальное заключение: «В сложившейся обстановке Сергеев, отражая нападение группы вооруженных лиц и подвергаясь реальной угрозе для жизни и здоровья, имел право причинить вред любому из нападающих. Тяжесть причиненного Боско вреда соразмерна характеру и интенсивности преступного посягательства, а также ценности защищаемого блага… С учетом того, что Сергеев действовал в состоянии и в пределах необходимой обороны, приговор и все последующие судебные решения подлежат отмене, а уголовное дело — прекращению за отсутствием состава преступления».