– Это и моя месть, – ответил шотландец. – У меня много причин ненавидеть тех, кто добивается Игрейнии.

– Нельзя, чтобы он завладел этой женщиной и использовал в своих играх за власть – вознаградил ею тех, кто ему служит. Епископы написали в Рим… А пока… – Брюс помедлил и улыбнулся, – пока, если есть на небе Господь и он благоволит к нам, пусть у нее будет ребенок. Это, безусловно, подмочит ее ценность в качестве приза в династических играх Эдуарда, и ему придется признать превосходство шотландцев. Будем бросать ему вызов по любому поводу. Во имя Шотландии!

Король положил руку Эрику на плечо, а потом повернулся и скрылся в ночи.

Свежий ветерок трепал Эрику волосы.

Боже, как он любил свою жену! Нежность к Марго пропитала его душу и стала частью его существа.

Эрик был мужчиной, а воинские лагеря всегда посещали женщины.

И вот король дает ему приказ – не просит, а приказывает! – сделать то, к чему Эрика и без того тянет с тех пор, как он увидел Игрейнию в ручье.

Эту женщину тоже постигло горе, и он это отлично понимает. И он, и она страдали, и из-за этого Эрик иногда ее почти ненавидел. Как ненавидел раздиравшие его физические потребности, такие же настойчивые, как желание дышать или пить.

Снова подул ветерок, и он рассмеялся. Громко. И ночь отозвалась раскатистым эхом.

Что ж, в конце концов, она – его жена.

В душе его поднялся настоящий вихрь чувств. Жена, трофей, пешка, черноволосая нимфа, соблазнительная, словно сирена, ведьмочка.

Предстояла еще одна битва. С ней. И с собой.

Эрик снова рассмеялся. Еще одна битва.

Во имя Шотландии.

Игрейния стояла на боевой площадке крепостной стены и обозревала взглядом поля. В Лэнгли пришла весть, что недавно произошла битва и малочисленные силы шотландцев наголову разбили огромную армию Пемброка. Эдуард зеленел от ярости и кричал, что только он один способен привести войска к победе.

Игрейния обрела некоторую свободу – правда, только внутри стен замка. И решила, что если все тщательно спланировать, то можно устроить побег.

Но она не была уверена, что хочет бежать. В побеге таилась опасность. Здесь, в Лэнгли, враги вели себя вежливо и учтиво. Эрик уехал. Она написала письмо, которое он предложил отправить. А шотландец, отправляясь к Брюсу, наверняка предупредил своих людей, что пленница попытается бежать, – иначе с чего бы они ходили за ней по пятам. Но в последние несколько дней они как будто слегка расслабились. И появилась возможность побега. В замок стали приезжать купцы со своими товарами, и их повозки к вечеру с грохотом съезжали с подъемного моста. Крестьян, молочниц, слуг – всех пускали и беспрепятственно выпускали из замка.

Вот он, путь к спасению!

И Дженни целыми днями уговаривала ее воспользоваться этим способом.

А Ровенна, наоборот, неустанно подчеркивала, с каким уважением относились к ней обитатели замка – смотрели в рот, улыбались, когда она улыбалась, – и со всех ног бросались исполнять любую ее просьбу.

Игрейнии стал нравиться замок.

Но она все равно бы убежала, чтобы получить свободу. Останавливало одно: вне этих стен ей придется просить помощи у англичан, а значит, обратиться к королю. Однако Эдуард хочет, чтобы она вышла замуж за Роберта Невилла. И тогда…

Да, Роберт – родственник Афтона. Но Игрейнию весьма тревожило, что он с таким отчаянным упорством добивался Лэнгли и так торопился заключить их брак. Он совершенно не напоминал покойного мужа. Афтон любил книги, учение и искусство беседы. А Роберт во всем, что касалось пленников, руководствовался гневом, нимало не тревожился о судьбе несчастных женщин и детей и, подобно сэру Мейсону, не сомневался, что всех необходимо казнить. Игрейния видела, что большинство людей повиновались бы королевскому указу и способствовали гибели предателей, но ее пугало то, с каким удовольствием Роберт исполнял монаршую волю: И то, как он заявлял свои права на собственность родственника. И на его жену. Особенно если вспомнить, какие она получает доходы из Англии.

Не то чтобы она не любила Роберта. Но ей становилось не по себе, когда он касался ее или клал руку на плечо, слишком жарко целовал, когда здоровался, или мимоходом дотрагивался, если шел через зал. Игрейния никогда не рассказывала об этом Афтону. А когда замок посетила болезнь и смерть, не осталось никаких других помыслов – одна лишь боль и чудовищный ужас.

И что же теперь?

Игрейния не сомневалась, что нашла способ убежать. Она использовала лучшую в мире тактику – покорность. И видела, что противника убаюкало ее поведение.

Однако не окажется ли свобода новой, еще более опасной тюрьмой? Ну если не опасной, то, во всяком случае, более суровой. В ее жизни случилось нечто такое, что нужно было принять. Умер Афтон. Кончилась идиллия. Она очутилась в мире, где все определяет происхождение, богатство и положение. Это маленькое чудо, что они с Афтоном дружили детьми, а потом стали хорошими мужем и женой. Он оказался слишком утонченным человеком для того положения, которого требовало его происхождение. Афтон познал все, что требовалось наследнику Лэнгли, но предпочитал книги и искусства скачке в седле, майской ярмарке и воинским упражнениям. Он всегда внимательно слушал. Слова и мысли Игрейнии для него значили много во всех областях жизни. В те времена мнение женщин редко ценилось. Но в их семье сложилось совсем иное положение.

И вот теперь, когда Эрик уехал, а управлять замком и охранять пленницу остались Питер и Джаррет, Игрейния начала думать, что ей лучше остаться уважаемой узницей здесь, чем испытать заточение более страшное – диктат короля Эдуарда, который отдаст ее в жены своему верному человеку. Приняв решение не сидеть целыми днями в комнате, Игрейния стала вести жизнь, до странности похожую на прежнюю. Многие часы она проводила в зале в обществе отца Маккинли и рыцарей Эрика, и новости, которые они обсуждали, подчас вовсе не касались судеб Шотландии. Филипп Красивый начал во Франции преследование тамплиеров. Это ужаснуло Питера, который подружился со многими из них во время походов в Святую землю. Отец Маккинли соглашался, что неправомерно творить расправу над людьми, но напоминал, что тайный рыцарский орден, который во времена его образования жил по законам целомудрия и бедности, чрезмерно разбогател. Сюда же примешивались отношения Филиппа с папой, которому он помог занять святой престол, а теперь намеревался использовать в своих целях. Казна французского короля истощилась до предела, а знать, как было известно всему миру, накопила огромные богатства.

Игрейния часто высказывала свое мнение, и ее слушали, даже когда она спорила. Как-то, погнавшись за кроликом, упала с утеса и покалечилась любимая борзая Питера, и он пришел к Игрейнии за бальзамом, чтобы залечить ее раны. Вместе с отцом Маккинли леди Лэнгли снова стала ходить к обитателям замка – лечить болезни и утешать в горестях.