Факел выпадает из моих рук и стукается об пол. Гулкое эхо ходит по опустевшему помещению. Здесь, кроме обоих монахов, уже нет никаких других тел. Всех уже увезли и тайно похоронили.

Черт!

В бессильной злобе бью кулаком по основанию столба.

Почему?! Ну, почему он мне ничего не сказал?! Неужели из этой ситуации не было другого выхода?

Шорох в проходе!

Клинок сам собою прыгает ко мне в руку.

Кто там?!

Эрлих… враз постаревший, он спускается вниз по лестнице.

— Я один, сын мой.

— Зачем это было нужно, ваше преосвященство? Почему никто его не остановил?

— Остановить Манрике? Никто из нас не имел над ним власти.

— Ну, так я бы это сделал!

— Этого-то он и боялся… оттого ничего и не сказал.

— А как вы об этом узнали?

— Манрике оставил письмо для меня. Положил его на стол в башне вечером. А потом ушел сюда. Все уже спали, и никто этого не видел. Часовой сказал, что после него никто наверх не поднимался. Тогда он письмо и оставил. А мы нашли его только утром. Бросились сюда…

— Что он сделал?

— Завершил обряд. Сначала… это был брат Иан. Потом… потом он произвел те же манипуляции над собою.

— Но, насколько я помню, смерть не должна была быть быстрой!

— Это справедливо для одного инициирующего шара. А их тут было два. Поэтому все пошло гораздо быстрее… они не мучались долго.

Подхожу к центру помещения.

Постамент.

На нем блюдо, в углублении которого лежат три шипастых шарика. Вытаскиваю клинок.

Троекратное знакомое гудение — клинок почернел аж до рукоятки!

Все верно — передо мною лежит самое страшное оружие этого мира…

Ну вот, ты и получил в свои руки мегадубинку. Доволен? Отныне Серый — самый наикрутейший парень на деревне. Как там, в песне, пелось — «the best your kingdom and fifty miles the land around»? Лучший в нашем королевстве и на пятьдесят миль в окружности. Пожалуй что, и существенно побольше… какие уж тут пятьдесят миль! Выйти перед строем ордена, показать пригоршню шариков — и вей из них веревки. При этом никакой Решающий мне поперек даже слова не гавкнет — свои же товарищи сотрут в порошок. Ибо у кого палка — тот и барин! Отвалить им с лордского плеча десяток бочек с наркотой, дать денег наемникам — и в моих руках нерассуждающая, слепо преданная армия. Здравствуй, герцог дорогой, я тебя дождался! Только вот будет эта встреча для него очень даже нерадостной… Да и много еще кому может икнуться…

Да… перспектива…

А потом?

Вечной жизни мне никто не обещал, так что все очень скоро вернется на круги своя. Да и пахнет от такой вот идеи… словом, нехорошо пахнет. Воняет даже.

Нет.

Не будет Серого рыцаря во главе непобедимой армии.

А что же тогда будет?

Да все то же, что я и спланировал раньше.

Знать, не судьба герцогу (заодно с местным королем) пасть от моего клинка. Поживут еще… надеюсь, что не слишком долго.

Конечно, герцогский трон куда мягче и удобнее графского. Про королевский — вообще молчу, там, наверное, дрыхнуть хорошо… тепло и уютно. Но, увы, не светит мне такое удовольствие. И в постели отосплюсь. Там даже удобнее будет.

Оборачиваюсь.

Эрлих тоже присел на край ступени. Подпер голову рукою и смотрит на меня.

— Ваше преосвященство, — указываю рукою на тела обоих монахов. — Похоронить бы их… Понимаю, что на ближайшем кладбище рискованно: шпионы ордена могут заметить, вскроют могилы… Кто их знает, а вдруг сумеют как-то понять, отчего умерли они оба? Так, может быть, похороним их где-то в другом месте? Надеюсь — я очень на это надеюсь, — ваше преосвященство, что Церковь не посчитает их жуткими грешниками, недостойными погребения в освященной земле?

— Не скрою, — отвечает мне епископ, — такая мысль была.

— Была?

— Отец Варшани… он сказал, что для него было бы особой честью в этом случае быть похороненным даже на помойке — лишь бы рядом с их могилами. И его поддержали все. Обоих братьев похоронят на кладбище Барского монастыря — это великая честь! Не надо считать нас закоснелыми и закостенелыми догматиками, сын мой…

— А скажите, ваше преосвященство, брат Манрике — не простой монах? В письме он написал — епископ.

— Да. Он им являлся уже двадцать лет. Даже больше. Епископ Манрике возглавлял всех братьев, которые изучали уловки наших извечных противников. Они изучали мельчайшие детали обрядов и ритуалов врага, искали рецепты противоядий. Все целители Церкви подчинялись ему.

— Отчего ж его никто так не называл?

— Три его предшественника на этом посту пали от рук наемных убийц. Слишком многих не устраивает деятельность наших скромных тружеников. Особенно когда она направлена на искоренение колдовства и зельеварения. Ни для кого не секрет, что очень многие сильные мира сего с охотой прибегают к таким способам и средствам, дабы заполучить в свои руки еще немного власти. Поэтому он никому не раскрывал своего истинного звания. Вот так и дожил до…

Стук-стук-стук… Кто бы мне раньше сказал, что пивные кружки можно использовать таким странным образом? Оказывается — можно. В отличие от городских харчевен в замке они металлические — из олова. И достаточно толстостенные, про дно вообще молчу. Вот сижу сейчас в лаборатории, около очага, и курочу на мелкие части уже третью. Сначала настрогал их клинком, потом нарубил эти стружки в мелкую лапшу. Мелкие кусочки бросаю в тигель — там уже поблескивает расплавленный металл. Ну вот, третьей кружке амбец. Хватит материала для заливки? Должно, по идее. Поднимаю с пола четвертую кружку и ставлю ее в лохань с водой. Предварительно я уже обтесал с нее ручку и все прочие ненужные финтифлюшки. По высоте слегка подрезал — слишком высокая мне ни к чему. Снаружи молотком набил часть обыкновенного наруча от доспеха — кружка загнана в стальную оболочку. Так, теперь туда расплавленного олова плеснем… отлично, начало застывать. Дно не расплавилось, и стенки выдержали. Берем шипастый шарик и опускаем его в застывающий металл. Манрике сказал, что шар разрушить невозможно. Интересно, расплавленное олово ему не повредит? Нет, епископ свое дело знал хорошо — шар только чуть-чуть потемнел. Провожу над кружкой клинком — чисто, никаких испарений он не фиксирует. Добре! Еще олова плеснем… хорошо, первый шар скрылся. Отставляю в сторону первую заготовку и берусь за вторую.

Через час передо мною на полу лежат три корявые металлические болванки. В каждую из них заплавлено по одному шару Шерна. Ничего более надежного для предотвращения соприкосновения этой отравы с окружающей средой я придумать не смог. По крайней мере, олово в ближайшие сто лет уж точно не проржавеет и не окислится. Сильных морозов здесь не бывает, так что и «оловянной чумы», способной разрушить эти болванки, мне опасаться не нужно.