Тони подбежал к Ники и принялся прыгать и радостно лаять. Зеленая, освоив мой подарок, взбодрилась и не менее радостно чесала мохнатую псину.

– Бав! – и туша понеслась ко мне в порыве благодарности. Захотелось провалиться под землю – там тихо, спокойно и никто не лезет слюнями в лицо.

Ники хоть и была глупенькой, но мое состояние уловила или рассмотрела. На лице.

– Тони! Тони, успокойся, мой хороший мальчик, успокойся, – она опять трепала за ушами подбежавшего при звуке своего имени, волкодава.

– Я дала тебе силы, потому что хочу узнать, что именно ты сделала и как, – это, сказанное ледяным тоном, прозвучало неожиданно стервозно. А что? Им можно меня бесить, а я и слова не скажи?

На Тони мой голос подействовал как ушат холодной воды. Хвала Свету. Он улегся, положив морду на лапы, и изобразил умильный взгляд вверх, мол я очень хороший песик.

Я уселась в кресло напротив дивана, а Ники принялась рассказывать, периодически поглаживая «своего хорошего мальчика».

Вкратце дело было так: весь день она наносила ритуальную татуировку на пузо Тони, и не просто татуировку, а резервуар для vis. Весь вечер накачивала его, а когда взошла луна, Тони сам вынул резерв из «мешка» и перекинулся быстро и безболезненно.

– Я смогу наполнить его снова, – под конец произнесла она. – Мне хватит суток, чтобы прийти в себя.

– Сомневаюсь, Ники, у тебя vis-вены ходуном ходят, пульсируют, а это признак сильной перетруженности и истощения.

Я погрузилась в раздумья, столкнувшись с совершенно новыми для себя возможностями. Нет, я знала, что руны и прочая графика используется для работы с vis. Но я привыкла относиться к этому как к забаве слепоглухонемых – мне это не нужно, я все вижу и могу. А пойди ж ты – создали псевдо vis-центр в волке. После такого поверишь, что и с людьми можно нечто подобное творить. Я подробно расспросила о рисунке, о том, как она наносила его, Ники принялась объяснять детали. Я слушала и, как говорят люди, шизела: девочка, слабо видящая силу, смогла провернуть такое, на что и я бы не решилась.

Волки-оборотни в vis-диапазоне представляли собой почти однородный темно-зеленый туман с красными всполохами эмоций. Причем красный vis был расцвечен примесями обычного людского спектра: оранжевая радость, бело-стальная жалость, грязно-синяя хандра, багровая ненависть и так далее. Собственно из-за этой людской vis-подкраски волки и считались почти людьми. Виденные мной селки (морской котик) и лебедин разноцветностью не отсвечивали и воспринимались не только мною как слабые зеленые divinitas, несмотря на отсутствие vis-центров и вен. А волки – люди. И vis-метаболизм у них людской, а не как у divinitas. И вот, глупышка Ники из такого-то «материала» вслепую слепила этакий «Подарок Уту». Только древний бог не рисовал ничего на Шоне и каким-то образом обеспечил наполнение и умопомрачительную стабильность своего подарочка. В случае же с Тони стабильность обеспечивал рисунок – татуировка, и если ее каким-то образом повредить, то на Тони это скажется. И очень плохо.

Я подошла к псу, он сам все понял и перевернулся на спину, подставив мне брюхо на осмотр. Рисунок, естественно, сохранялся во всех ипостасях, и хоть шерсть скрадывала мелкие детали, было видно, что это руна «волк», заключенная в круг, а из причинного места в круг упиралась стрела.

– «Ох, и больно ему было», – подумалось мне, – а может быть, боль была частью ритуала?

– Как же ты узнала обо всем этом? – вырвалась у меня мысль вслух.

– Мой владелец… бывший… зарабатывал на этом. Делал из людей оборотней. Но он гиен делал. А руну волка подсказал Шон.

Я, отвалив челюсть, таращилась на нее. Секунд через двадцать я взяла себя в руки.

– Ники, обязательно расскажи мне все о своем… бывшем господине. Как только этот дурдом кончится. А я надеюсь, что он кончится через двое суток. Слышишь, псина, при таких габаритах ты обязан растерзать Сугаву как крота!

– Бав! – радостно отозвался наш боец. – Бав-Бав!

– Угу, но самоуверенным всё равно не будь, ты ж у нас Обманчивый, вот и действуй так, не забывай.

Тони улыбнулся. Как он ухитрялся улыбаться в песьем обличье, ума не приложу, но и будучи хаски, и сейчас он скалился в улыбке. Я даже потрепала его за ухом: он вполне мил, если не облизывает и не лает.

Я рассталась с Ники, почти больная от всех этих волнений и переизбытка новой информации, мечтая о сне и покое.

В полудреме я поднималась по лестнице к себе домой, когда почувствовала… волну. Что-то неслось и грозило смести всё на своем пути; если бы я не была такой уставшей, то сообразила бы быстрее, а тут не успела. Меня накрыло. Боль, невыносимая и чудовищная скрутила меня, бросила на ступени, я утонула в ней. Меня спасло лишь стремление Шона закрыться, он отчаянно старался погасить эту волну, поставить заслон на ее пути. Это дало мне мгновенную передышку и я из последних сил «задраила» нашу связь. Очнулась я внизу, на асфальте. Ныла челюсть, и руку разрывало болью. Ко мне бежал Родж.

– Пати, что случилось? – он не рисковал трогать меня, не зная серьезность повреждений, – Я вызову врачей.

– Не надо, Родж, – прохрипела я.

Он тут же все вспомнил: врачи – это не для меня.

– Помоги дойти домой.

– Что ты ушибла?

– Только лицо и руку.

Он аккуратно помог мне подняться на ноги

– Что это было, Пати?

– Несчастный случай.

– Оступилась? – тон был полон скептицизма.

– Нет. Но проявила еще большую неосторожность. Сама виновата, – прошептала я чистую правду.

Ослабила контроль и приоткрыла связь. И не вина Шона, что заслон с его стороны не выдержал.

– Господи, Пати, куда ты влипла, а? – вырвалось у Роджа в сердцах. Мы медленно поднимались по лестнице.

– Между прочим, я попадала и в худшие переделки… наверное худшие. До тебя. Раньше.

– Угу. Ну конечно, ты же живешь целую прорву лет. Дункан МакЛауд в юбке.

– Кхе-кхе, – засмеявшись, я поняла что ребра тоже не в порядке, – Я младше Горца, мне не больше двухсот лет.

Мы подошли к двери, и я принялась неловко открывать ее левой рукой

– Дай я, – не выдержал Родж.

– Нельзя. И входить нельзя. Прости, Родж, и спасибо за помощь.

В ответ он посмотрел на меня как на малолетнюю дуру, попавшую в полицейский участок, и, покачав головой каким-то своим мыслям, развернулся и молча ушел. Вот и чудно.

Я прямиком отправилась в флерсную, желание оказаться между Лианом и Пижмой было до истерики сильным. Если бы кто-то встал на моем коротком пути, не знаю, чем бы это кончилось для нас обоих.

Пижма в полусне сам подвинулся, уступая мне место и обнял. Лиан почувствовав соперника даже сквозь сон тут же прижался сильнее.