не дожидаясь, помчался в лес к своей машине и дал по газам, Хорхе и до середины вырубки не добежал. Машину для Хорхе тоже припарковал в лучшем виде.

Тебе бы пособия писать о побегах, Хорхелито! Чувак, ты держишь шишку!

По лесу Хорхе промчался на скорости сто десять. Может, в ралли по пересеченной местности поучаствовать? Легавые ни фига не просекли — не видели, как он прыгнул в тачку. Они-то думают, Хорхе драпает пехом. Пусть думают. Когда доперли, Хорхе уж миновал третий поворот. Проехал Окерсбергу. Свернул на лесную дорожку. Там, на черничной поляне, и повстречался с Серхио. Машину для Хорхе Серхио подогнал за три дня до побега. Там на месте и оставил. В багажник положил канистру с бензином. Друзья посигналили друг другу. Теперь уже нечего стрематься.

Там на неведомых дорожках терялись всякие следы.

Тем более что айне еще надо добрести до этих дорожек.

На квартиру добрались лишь к половине третьего ночи. Весь вечер просидели в машине, чтоб не светиться, — вдруг кто из соседей увидит Хорхе. Ели фалафель, запивали колой и кофе. Слушали радио. Трепались. Отгоняли сон. После такого выброса адреналина Хорхе весь обмяк.

Последующие дни: Хорхе поселился в пустой квартире. У тетки Серхио. Та уже семь недель как куковала в богадельне в Норвикене.

Договорились: Хорхе поживет на хате десять дней, не больше. За порог ни ногой. Сидеть тихо и не отсвечивать. Дальше может поступать как знает, но отблагодарит Серхио за все — долг платежом красен.

Хорхе сама признательность. Серхио — ангел. Кто бы еще так впрягся за Хорхе? Помогал. Рисковал. Жертвовал. Вот бы кто из его семьи ради него расстарался, так нет же — никто пальцем не пошевелил.

Неделя — дольше он здесь не задержится.

Один взаперти. Тяжко, одно название — на воле. А так, будто снова чалишься. Всего-то и разницы — метраж в квартире побольше, чем в камере. Ладно, надо хорошенько подготовиться к новой жизни в бегах.

Отрастить бороду. Сменить причесон. Вычернить волосы.

Попросил Серхио купить бигуди и жидкость для перманента «Thio Balance Permanent», пятьсот миллилитров. Досконально изучил инструкцию. Наклонился над ванной. Намочил волосы. Аккуратно накрутил их на бигуди. Хорошо, что никто его не видит. Петух, да и только.

Стал думать, как изменить походку. Голос, насколько получится.

Хорхе понимал: люди на уровне инстинкта запоминают твои жесты, походку, речь, манеру проводить рукой по волосам, улыбаться. Врожденную мимику, любимые словечки. Старик Родригес сделал для Хорхе только одно доброе дело — записал его и Паолу на видео. Казалось бы, два таких разных ребенка: пацан и девчонка, он — кожа да кости, она — кровь с молоком, он — угловатый, она — сама грация. И что же? Двигались они при этом практически одинаково. Вот что врезалось в память. Язык тела выдает скорее внешности.

Учи новый, Хорхе, мой мальчик, и чем раньше, тем лучше.

Как же тяжко в квартире! Хотелось на волю. Хорхе перенес зеркало из прихожей в зал. В первый день простоял перед ним с десяти утра до семи вечера. Волосы нахлобучены — вылитая Мардж Симпсон. Отрабатывал новые жесты. Новую мимику. Новый выговор.

Через двенадцать часов на голове уже курчавился барашек. Не такой волнистый, правда, как рассчитывал Хорхе, зря только парился в этих чертовых бигудях вдвое дольше указанного на коробке.

Намазался автозагаром «Piz Buin», самым темным. Инструкция на обратной стороне тюбика гласила, что краску нельзя смывать в течение трех дней, пока не пристанет. Авось пристанет.

В итоге всех этих процедур в квартире завелся загорелый метис — эль местисо маканудо. Подправить еще губу и носик — мать родная не признает.

Зашибись!

Жалюзи не поднимал. В доме царил вечный полумрак.

Сама квартирка — не развернуться. Две комнаты и кухня. В спальной узкая кровать без простыни. Как в той богадельне, подумал Хорхе. Хотя, наверное, белье туда и забрали, когда увозили старуху. В гостиной диван, телевизор, ковер, газетный столик темного дерева. На потолке желтела люстра. На полках семейные фотографии, открытки из Чили, книги. В основном на испанском. Хорхе стало любопытно, была ли у хозяйки семья. Начал было читать открытки. Одолел несколько. Надоело. Хваленый «Эйсикс» оказался фуфлом. Нога все еще болит. Видимо, вывих.

Днем стал звонить в двери соседям — сверху, снизу, по площадке. Прятался на лестнице, вдруг кто откроет. Не открыли. Можно включить телик.

Громкость убавил все равно. Кабельного не было. Включил таблицу для настройки изображения, стал слушать новости. О побеге ни слова. Он посмотрел юмористические передачи, дневной киносеанс, телемагазин. Разнервничался.

Снова принялся за новую походку. Мерил шаг. Следил за махом рук. Чуть подволакивал правую ногу. Nigga with attitude. Вкладывать душу в каждый шаг. Двигаться плавно. Не переигрывать, все должно выглядеть естественно. Ему уже казалось, будто он всю жизнь так и ходил. Походка как родная. От природы.

Почитал вчерашние газеты, Серхио принес. О побеге почти ничего. Так, одна куцая заметка в «Экспрессене», вышедшем на другой день, да строчка в «Афтонбладет».

«Экспрессен» писал:

В четверг во второй половине дня из Эстерокерской тюрьмы совершен сенсационный побег. Побег заключенного Хорхе Салинаса Баррио, который отбывал наказание за оборот наркотиков в особо крупных размерах и отличался примерным поведением, стал полной неожиданностью для тюремной администрации. Согласно анонимному источнику, перелезть через забор сбежавшему, определенно, помогал кто-то снаружи. После этого Баррио скрылся в лесу, где, по всей видимости, его поджидала машина. Тот же источник сообщил, что в последние месяцы Баррио занимался бегом «как одержимый». Администрация тюрьмы признала недоработку со своей стороны, одновременно выразив удовлетворение тем, что в результате побега никто серьезно не пострадал.

После череды побегов, совершенных в 2004 году (Тони Ульссону, осужденному за убийство полицейского в Малександере, удалось бежать дважды за один год), были приняты меры по усилению охраны и повышению безопасности. После вчерашнего происшествия Государственное управление исполнения наказаний обещало провести расследование обстоятельств побега и, возможно, принять дополнительные меры по усилению режима в учреждениях такого типа.

Хорхе улыбнулся. «Как одержимый», говорите? А про его занятия в Центральной библиотеке что ж ничего не сказали? Неужто еще не просекли?

На третий день о побеге ни полслова. Стало досадно. С другой стороны, хорошо — меньше вспоминают, быстрей забудут.

Страшно хотелось бегать. Давила тишина. Страшно было потерять набранную форму, растренироваться.

Время не шло, ползло, точно убитый мопед. Прикинул дальнейшие планы. Подрочил. Глянул наружу в просвет жалюзи. На душе тревожно. Снова и снова отрабатывал походку.