холодом в него проникает липкий страх. Вторые сутки Мамин в 41-ом году. Но вчера и сегодня днем, поглощенный действиями, мыслями и надеждами, ему не хватало времени остановится и подумать. Только здесь, в сыром подземном карцере, где на бетонных неровных стенках лежит нетронутая пыль прошлого века, где дух времени оживает, как привидение, и захватывает тебя полностью, Мамин по-настоящему осознал гибельность момента. И страх, по глоточку входивший в него с каждым новым вдохом, превращался в леденящий душу ужас.

Мамин взглянул на свои руки и увидел, что пальцы его бьет мелкая дрожь.

– Стоп. Стоп, – сказал Алексей себе. – Нет, так нельзя. Пока я живой, пока дышу, ничего еще не кончилось. Я все еще могу что-нибудь сделать.

– Разговоры, – вновь крикнул часовой.

– «Страх – качество, помогающее мне выжить», – как мантру, стал повторять Алексей.

Тогда, после расправы на стройке, у Мамина появились проблемы с тревожностью. Внезапные приступы немотивированного страха. Они выбивали из колеи, жгли энергию, тормозили и мешали. Проблему нужно было решать. Алексей отказался от предлагаемых психологами вариантов типа: убедить себя в том, что страх – это лишь отношение к чему-то, а в реальности его не существует. Он-то точно знал, что страх существует. Не подходила и другой способ: идти навстречу страху, представлять себе его уменьшенный и потому нестрашный образ. Идти навстречу и визуализировать было нечего.

Для борьбы со страхом Мамин выбрал способ замирания. Регулярно стал его применять и более или менее решил свою проблему. То же самое он сделал прямо сейчас. Постепенно расслабил мышцы, мысленно концентрируясь только на этом процессе. Начал с пальцев рук и ног и последовательно добрался до крупных мышечных тканей. После того, как ощутил тепло и жжение в мышцах, перешел к сознанию. Он представил себя свободным и счастливым. Настолько свободным и настолько счастливым, что это выходило за пределы его знания о себе и своей жизни. Такой процесс привел к изменению сознания. В некотором смысле, Алексей впал в наркотическое опьянение, что сопровождалось блаженно-идиотской улыбкой. Не зная почему, но в таком состоянии, не говоря себе ни слова мотивации, он был абсолютно убежден, что способен встретить любую опасность и дать максимальный отпор. И тому было подтверждение. Во всех случаях, когда опасность или атака настигала Алексея внезапно, не давая времени испугаться и подумать, он реагировал безупречно. Так, однажды, он возвращался на машине из гостей. Мела метель, и в крупных хлопьях, при сильном ветре снег валит, как поется в известном романсе. В пути Алексей находился уже часов шесть. Зимняя обледеневшая дорога. Встречный плотных поток машин. На его направлении никого нет, он двигался первым. Крейсерская скорость, сумерки. Внезапно, в нескольких десятках метров перед ним из потока вынырнул темный силуэт автомобиля. Левая фара на автомобиле не работала, из-за чего, Мамин не сразу увидел свет на своей полосе, что роковым образом повлияло на расстояние сближения. Водитель вел автомобиль прямиком на Мамина и не собирался сворачивать. В этой критической ситуации Алексей удержался от инстинктивного желания крутануть рулем вправо. И правильно, что удержался. Справа, через два-три метра, был обрыв. Плавно, но уверенно накренил рулевое колесо ровно настолько, чтобы занос не начался и левый передний угол его автомобиля с линии атаки ушел. Получилось удачно, автомобили проехали на минимальном расстоянии между бортами. Только боковые зеркала разлетелись в клочья. Водитель того автомобиля не остановился, уехал. Мамин же через несколько секунд почувствовал дрожь в пальцах. Вот именно, такую, как сейчас в каземате.

– «Пока я не думаю, думает моя природа, а она не ошибается. Мысли создают сомнения, отсюда и страх. Полное расслабление и бессознательный экстаз, а дальше пусть будет, как будет».

***

21 июня 1941 года, Пугачево, 18.00

До Пугачево идти было версты две много три. Пару часов назад, когда Лиза, попрощавшись с Семеном, капитаном Маминым и интендантом Пилипенко, направилась к селу, она еще не подозревала, что путь будет таким извилистым. Она шла с небольшим фанерным чемоданом по накатанной телегами и машинами колее. Справа и слева утопал в зеленом, голубом, красном и желтом цвете родной край. За ивняком в низине мирно катилось русло Мухавца. Ослепительно синее небо только начинало сереть, готовясь встретить вечерние сумерки. Идти было легко и приятно. Лиза не спешила. А куда спешить? Впереди родной дом, семья: мамка, папка, Славка, да Барсик. По пути Лиза свернула к реке, остановилась у знакомого места, где они с девчонками и мальчишками частенько купались. Берег здесь был пологий, с мелким золотистым песком. Она сняла туфли, и, с удовольствием, опустила босые ноги в теплую песочную ванну. Солнце стояло высоко и Лиза, оглядевшись, что никого нет, искупалась. Холодная вода и горячий песок напрочь вытеснили из ее головы неприятную историю с немецкими диверсантами и увиденным в семье Коротковых. Одевшись, Лиза пошло вдоль реки. Она вспомнила Семена. Стебунцов ей понравился. Лиза заметила смену настроения Семена, когда она отказалась сесть в кабину. Ей было жаль его, но что поделать. Когда они прощались, Лиза подошла к кабине и протянула свою руку в водительское окно. Тепло его грубой шоферской руки она ощущала до сих пор.

У наклоненного надо самой водой дерева Лиза обнаружила забытые удочки и одиноко лежащую на стволе конфету. Конечно, она не могла догадаться, что эти удочки принадлежат ее брату, который сейчас отчаянно пытается спастись. Лиза вышла из ивняка в сторону Мамина луга. Она прошла рядом со сваленным охапкой ельником, едва не задев черный ботинок в обмотке, безжизненно торчащий из еловых веток. Лежащих в ельнике мертвых красноармейцев Лиза не заметила. Пыльная тропа петляла между цветочных ковров. Пахло свежестью и летом. Лиза наклонилась и сорвала несколько ромашек. Она обхватила их ладошкой и поднесла белые лепестки к лицу, втянув в себя сладкий аромат полевых цветов.

При виде стоящего на холме с краю деревни родного дома, у Лизы все затрепетало внутри. Сердце сжалось, как обычно бывает при встрече близкого и любимого. Ни в какой другой момент не пронзает так грудь щемящей болью. Острой, но приятной. Дом стоял на холме, немного на отшибе. Поэтому никого из жителей деревни девушка не встретила. Лиза привычным движением сбросила петельку с калитки и вошла во двор.

Она не была дома больше года. Но все выглядело точно таким же, как и в последний раз, когда Лиза уезжала. На своем месте стояла телега с выпученными клешнями-оглоблями, деревянный сарай встречал ее огромной черной дырой сеновала, что под крышей. Знакомо кряхтели где-то куры, пахло сеном и навозом.

Справа