Он убрал руку с моего пояса. То место, где лежала его теплая ладонь, сразу пронзило холодом.

Очень скоро я покинула зал и удалилась в святилище своих покоев. Нужно было проверить, как поживает сад, и лечь пораньше, раз уж вставать предстояло ни свет ни заря. Несомненно, это были очень здравые соображения.

Но они так и остались соображениями. Я не навестила своих гротесков и спать тоже не легла.

Все тело беспокойно гудело. Я разделась, сложила накидку и платье с нездоровой аккуратностью, разгладив складки кулаками, словно ровные сгибы помогли бы мне успокоиться. Сорочку я обычно оставляла — не могла видеть себя голой — но сейчас сняла, сложила, потом сложила по-другому, в раздражении бросила на ширму, сняла, опять бросила.

Потом принялась ходить из угла в угол, потирая чешую на животе; с одной стороны зеркально гладкую, с другой — острую, словно тысяча клыков. Вот что я такое. Вот это. Вот. Я заставила себя вглядеться в россыпь серебряных полумесяцев, в отвратительный шов, где они вырывались из моей плоти, будто зубы из десен.

Я родилась чудовищем. О некоторых вещах мне не стоило даже мечтать.

Забравшись в кровать, я свернулась в клубок и разрыдалась, плотно зажмурив глаза. За веками вспыхнули звезды. Я не входила в свой сад, у этого места не было названия. Неожиданно в расплывчатом тумане моего сознания появилась дверь. Меня испугало, что она сумела возникнуть вот так, без спросу, но от удивления я хотя бы перестала себя жалеть.

Дверь открылась. Я затаила дыхание.

В проем выглянул Летучий мыш. Меня охватила тревога. Он так хорошо вел себя с самой моей просьбы, что я почти забыла, что с ним вообще были какие-то проблемы. Но видеть его за пределами сада было страшно. Я не могла отогнать мысли о Джаннуле, которая все выглядывала и выискивала, а потом едва не начала хозяйничать у меня в голове.

Когда наши взгляды встретились, лицо Мыша просветлело. Кажется, его не интересовало мое личное мысленное пространство, он просто искал меня. Я с ужасом осознала, что в своем сознании была голой, и тут же исправила это мыслью.

— Ты меня нашел, — сказала я, разглаживая воображаемое платье — или просто убеждая себя, что оно на мне есть. — Да, я сегодня не была в саду. Мне… мне не хватило сил. Я устала его возделывать. Устала… быть такой.

Он протянул мне жилистые коричневые ладошки.

Я обдумала предложение, но не сумела решиться вызвать видение.

— Прости. Все сейчас кажется таким тяжелым и… — Я не могла продолжать.

Мне нужно было его запереть. Я не знала, как найти в себе силы сделать это.

Мыш обхватил меня руками. Ростом он не доходил мне даже до плеча. Я обняла его, положила щеку на мягкие узелки темных волос и заплакала. А потом, сама не заметив, уснула.

Киггс был ужасающе жизнерадостен для человека, который никак не мог урвать на сон больше четырех часов. Я собиралась спокойно, предполагая, что торопиться мы не будем, но он явился в кабинет королевы раньше меня, облаченный в тусклые крестьянские цвета. И все же с близкого расстояния никто бы не принял его за крестьянина: покрой его колета был слишком изящным, ткань — слишком мягкой, улыбка — слишком веселой.

Рядом с ним возвышался еще один человек, и я с удивлением поняла, что это Ларс.

— Он спрашивал о вас вчера, уже после вашего ухода, — сказал Киггс, когда я подошла. — Я сказал ему, что он может застать вас утром, пока мы не уехали.

Ларс сунул руку в недра своего черного колета и вытащил большой сложенный лист пергамента.

— Я придумал это фчера фечером и хочу фам подарить, госпожа Домбей, потому что я не снаю, как еще мне… фас отблагодарить. — Он протянул мне пергамент, слегка поклонившись, а потом на удивление быстро для такого здоровяка исчез за поворотом коридора.

— Что это? — спросил Киггс.

Я развернула шуршащий лист. На нем было что-то вроде чертежа диковинного механизма, но мне не удалось разобрать, что и как. У Киггса были более конкретные идеи:

— Баллиста?

Он заглядывал мне через плечо, его дыхание пахло анисом.

— Что такое баллиста?

— Вроде катапульты, только стреляет копьями. Но эта штука стреляет… что это?

Больше всего было похоже на гарпун с пузырем, полным чего-то неопределенного.

— Мне кажется, я не хочу знать, — призналась я. Единственное, что приходило в голову — гигантская клизма для промывания желудка дракону, но не хотелось заявлять об этом вслух перед королевской особой, пусть и бастардом.

— Кладите сюда, — сказал он, протягивая мне седельную сумку, в которой, похоже, лежал наш обед. — Вы достаточно тепло одеты, чтобы ехать верхом?

Я понадеялась, что да. На самом деле, мне никогда еще не приходилось сидеть на лошади — я ведь выросла в городе — но я раздобыла порфирийские штаны и, как обычно, напялила множество слоев одежды.

Серьга Ормы висела у меня на шее на шнурке. Прижимая ладонь к сердцу, я чувствовала, как металл холодит кожу.

Мы отправились в путь по коридорам дворца, через дверь, скрытую гобеленом, и по множеству проходов, которых я никогда раньше не видела. Спустились по лестнице ниже уровня погребов и попали в грубо выделанный туннель. Прошли три запертые двери, которые Киггс добросовестно запирал за нами, пока я держала фонарь. По моему внутреннему компасу выходило, что мы шли куда-то примерно на запад. За огромными каменными дверьми ход расширился и превратился в природную систему туннелей; Киггс избегал мелких ответвлений и каждый раз выбирал самую широкую и ровную дорогу, пока наконец мы не добрались до выхода из пещеры в склоне холма под западной стеной замка.

Внизу, окутанная утренней дымкой, простиралась широкая долина реки Конюшенной. Густые облака скрывали лик неба. Киггс остановился, уперев руки в бока, и оглядел открывшийся пейзаж.

— Во время войны этот ход использовали для вылазок. Снизу он невидим. И не пришлось идти через город, правда? У основания холма нас ждут лошади.

На пыльном полу обнаружились свежие следы.

— А кто сейчас использует эти пещеры?

— Дядя Руфус, да почиет он в лоне Всесвятых, ходил этой дорогой на охоту. Я подумал, что не помешает проследить его путь. Больше никто, насколько мне известно. — Он посмотрел на меня, я указала на кучу какой-то брошенной одежды за камнем. — Хм! Может, пастухи прятались тут от бури? — Он поднял одну из вещей; это оказалось хорошо сшитое, но простое платье. У каждой женщины во дворце была пара таких, у меня — тоже. — Служанки встречались с любовниками? Но как они пробрались через три запертые двери и почему бросили одежду?

— Странное дело.

Он усмехнулся.

— Если это самая большая загадка, с какой мы сегодня столкнемся, я скажу, нам повезло. — Он сложил платье и убрал его обратно за камень. — Вы внимательны. Держите свое внимание наготове: склон каменистый, и там наверняка скользко.