Впрочем, на гвардейцев я не злилась, да и глупо было бы злиться на людей, служба которых состояла в подчинении приказам. Потому, увидев их, я поздоровалась с ними с прежней приветливостью, и, как мне показалось, один из телохранителей даже немного расслабился. Может мне и показалось, но все-таки стало приятно, что среди них есть те, кто относился ко мне с симпатией и сочувствием.

И пока мы ехали по предместью, у меня вдруг появилось чувство, что всё произошедшее было дурным сном. Погода и правда радовала. Казалось, что до лета уже рукой подать, хоть и оставалось чуть больше месяца. Рядом сидел магистр, а позади ехали гвардейцы, к которым я уже давно привыкла настолько, что перестала замечать. И если бы не старая коляска, то можно было действительно увериться, что ничего ужасного не произошло, а только мне привиделось. Что на душе моей не было тяжести, и что король так же предан мне, как и раньше. И эта мысль вернула меня к суровой действительности.

— Господин Элькос, — обратилась я к магу, — прошу сказать мне откровенно, сколько любовниц сменил король, пока делил со мной… покои? Если вам известно, конечно.

Магистр обернулся, некоторое время смотрел на меня, а после спросил:

— Вам и вправду нужно это знать? — я ощутила сомнения, но кивнула. Вопрос мага не был лишен смысла, но меня раздирали противоречия. С одной стороны мне хотелось поскорей забыть обо всей этой грязи, а с другой – наконец, узнать истину. — Хорошо, — ответил Элькос. — После того, как я вернулся от вас позавчера, я нагрянул к Дренгу и потребовал, рассказать мне обо всем, что могло тщательно скрываться в прошедшие годы. Во мне бурлили гнев и возмущение, и я сам хотел разобраться, насколько был слеп и глух. Я ведь, как и вы, изначально ожидал его интрижек, но потом, усыпленный вашими с ним отношениями, уверовал, что чистое чувство способно изменить даже взрослого человека, привычки и взгляд на жизнь которого уже обрели плотность очертаний и въелись в кровь.

— И что же сказал Дренг? — спросила я, глядя в спину кучера.

Маг сжал мою ладонь и ответил:

— Ни разу, Шанни. Олив поклялся, а ему я верю, что певичка стала первой интрижкой. До короля ей покровительствовал Морсом. Он имел неосторожность восторженно высказаться о своей пассии. Расхвалил ее голос, красоту, умение вести беседу… страстность, и это заинтересовало…

— Подробности излишни, — поспешно остановила я магистра.

— Как скажете, девочка моя, — согласно кивнул Элькос. — Я считаю, что вам и вовсе не стоит вникать во все эти подробности. Ни к чему терзать себя. К сожалению, я не могу лишить вас боли, не причинив вреда вашему светлому разуму. Но могу привезти настоек, которые дадут вам доброе расположение духа, бодрость и вернут жизнелюбие.

Я подняла руку и усмехнулась:

— Вот уж нет, господин Элькос, покорнейше благодарю. Бодрости и жизнелюбия мне не занимать. Они кипят во мне с рождения, и даже королю не под силу вытравить их из меня. Что до боли, то и она пройдет однажды, в этом я уверена. Чем дальше я от него, тем скорей затянутся мои раны.

Маг покивал, слушая меня, после вздохнул и снова взял за руку. Он мягко сжал мою ладонь, накрыл второй рукой и заговорил:

— Позвольте уж мне, вашему старому знакомцу и человеку, который искренне любит вас, высказаться начистоту. Вы горячи и судите…

— Не стоит, — холодно оборвала я Элькоса. — Сейчас вы скажете лишнего. Я не намереваюсь вновь слушать о своей молодости, неопытности и любви короля…

— О нет, дорогая, — удержав мою руку, прервал меня маг, — я вовсе не собирался уговаривать вас простить его и распахнуть свои объятья. Позвольте мне все-таки изложить свою мысль, даже если она вам покажется неприятной и неприемлемой, все-таки дослушайте до конца, а там, обдумав, поступайте, как посчитаете нужным. Я не буду ни уговаривать вас, ни советовать что-либо, но поделюсь своими соображениями. — Перестав вырываться, я устремила на магистра взгляд. Удовлетворенный тем, что я слушаю, он продолжил: — Так вот, Шанни, как бы там ни было, но он и вправду к вам неравнодушен, и не просто неравнодушен, государь к вам привязан. Вы – первая и единственная женщина, которая интересует его больше, чем тело на ложе… Вы негодуете, однако обещали меня выслушать, и я продолжу.

Вы дороги ему, но за три года ваша жизнь с ним устоялась, приобрела спокойствие и стабильность. Минуту! — воскликнул маг, видя, что я готова прервать его. — Терпение, дорогая, сейчас вы лишь подтверждаете мои слова о вашей горячности. Скоро вы поймете, к чему я говорю всё это. На чем… ах да, ваша жизнь превратилась в тихую запруду. Я не говорю о том, что вы скучны, или же что он остыл и ощутил неудовлетворение, напротив, и я повторю: вы – единственная, кто дает ему больше, чем утоление страсти. И под запрудой я умел в виду, что вы превратились в семью, пусть и не сочетавшуюся браком. Так вот в вашей семье установился свой ход вещей, который не нарушался ни разу. Ему было уютно, ему было хорошо, и он уверовал, что так будет всегда, а потому решил, что может позволить себе… шалость. Теперь, когда его мир разлетелся на осколки, король страдает. О-о, Шанриз, поверьте мне, он похож на зверя, запертого в клетке. А ему необходим воздух и свет, которыми вы стали для него.

— Мне…

— Дослушайте! — воскликнул магистр и покачал головой: — Экая вы вспыльчивая… Он и прежде, когда вы еще не были близки, тяжело переживал ваши отказы. Злился, был раздражительным, теперь же и вовсе то подавлен, то срывает свою ярость на тех, кто оказывается рядом…

— Он своими руками уничтожил свой… наш мир, — передернула я плечами.

— Несомненно, — кивнул маг. — Я, как не оправдывал его, так и не оправдываю. Однако могу сказать точно, что он не откажется от вас. Сейчас, когда его злость поутихнет, государь станет покладист и послушен вам. Он будет готов сделать многое, чтобы выпросить у вас прощение…

— Наступит время взяток? — усмехнулась я.

— Именно. Так вот, по моему скромному мнению, вам стоит их принять. Но нужно помнить, что это обяжет вас принимать и его самого, и его ухаживания, а после вынудит вернуться во дворец. — Я скривилась, но Элькос продолжил: — Шанни, дорогая моя девочка, послушайте старика, он не даст вам прохода. У вас есть два пути: одни в пропасть, другой на вершину. Вы можете вить из него веревки, можете управлять им… в разумных пределах, конечно. Наш государь – человек умный, а потому не позволит делать из себя дурака даже вам.

Отсюда следует, вы можете порвать с ним. Это желание понятно. С чего бы ни начались ваши отношения, и с какими бы чувствами вы ни входили в них, но за эти годы вы прикипели к нему, пропитались духом вашего совместного существования. Оттого вам больно, оттого вы оказались раздавлены открывшейся правдой, и оттого хотите бежать от него. Но, как я уже сказал, государь не позволит вам этого. Какое-то время вы сможете удерживать его на расстоянии, но когда он поймет, что и вправду потерял вас и всё, что он может сделать для вас в этот период, не вернуло ему вашего расположения, он придет в ярость. И тогда всякая милость сменится преследованием. Как любой Стренхетт, он мстителен.