Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Куда мы едем?
— Надо перекусить. Недалеко есть неплохой рестик, правда, я давненько там не был.
— В этой местности есть только один «неплохой» рестик, и ужин там стоит примерно как пять моих стипендий. Это дорого, Юр!... — протестую, но желудок сжимается от голода и громко урчит.
— Брось. Разве мы не должны кое-что отметить?
— Что отметить? — пищу и, поняв грязный намек, прикусываю язык, а Юра усмехается:
— Начало учебного года, б-блин.
* * *
Интуиция не подвела — мы действительно очутились в ресторане с пафосным кринжовым названием, в который любит ходить вся местная примажоренная молодежь. Внутри он тоже устроен странно: обстановку не назовешь уютной, но каждая деталь интерьера приковывает внимание и создает особую, неповторимую атмосферу. Съеживаюсь и робею, но вовремя вспоминаю, что нормально одета, и великолепный Юра модельной походочкой вышагивает рядом. Расправляю плечи и с переменным успехом лавирую между столиками, однако взять его за руку не пытаюсь.
— У меня корыстный умысел, Кир, — подмигивает Юра. — Изучишь их блюда и приготовишь дома. Ну и... меня научишь. Жизнь изменилась, а привычки изменить не так-то просто.
От того, как он произнес слово «дом», я мешкаю и спотыкаюсь. Юра придерживает меня за локоть, выдвигает стул, помогает сесть, устраивается напротив. Из воздуха материализуется официант с двумя кожаными папками и укладывает их на столешницу.
— Выбирай! — Юра открывает одну и передает мне. Выбитые золотыми буквами названия блюд я много раз слышала, но сейчас даже отдаленно не представляю, что именно будет лежать на тарелке, и от цен, указанных в соседнем столбике, впадаю в легкий ступор.
Официант терпеливо ждет, услужливо наливает воду, а я дергаюсь: открутить пробку с бутылки и наполнить стакан я вполне могу сама...
Юра считывает мою растерянность, называет что-то наугад и возвращает меню официанту, но тот вдруг оживляется:
— Юрок, ты? — В зеленых глазах Юры вспыхивает узнавание, но радости от случайной встречи нет и в помине. — Здорово! Сколько лет, сколько зим! Как жизнь? Как Эля?
— Нормально, — Юра натянуто улыбается к нервно комкает салфетку: — Как сам?
— Как видишь. Фирма обанкротилась, вторую неделю здесь пашу, — парень бросает красноречивый взгляд на камеру под потолком и быстро смывается: персоналу нельзя общаться с клиентами. Настроение падает до нуля, и причину внезапной его перемены я не могу объяснить внятно даже себе.
— Кто это был? — верчу в пальцах стакан с водой, но, припомнив здешние расценки, благоразумно отставляю его подальше.
— Сын маминой подруги. Придурок. В детстве дружили. Мать мне его постоянно в пример ставила, а судьба вот как распорядилась. Иронично, да?..
— Людям свойственно ошибаться. Ты обещал исполнить мое желание и простить маму.
— Она и не ошибалась. Просто его мать рассказала про сыночка только позитивные вещи, а моя на каждом углу орала, что я и все мое окружение — конченые дебилы. — Юра расслабленно откидывается на спинку и продолжает теребить несчастную салфетку. — Это сейчас я понимаю: мать видела, что большую часть времени я увлеченно греб не туда: вытаскивал ребят из разных ситуаций, утирал им сопли, жил интересами группы. Естественно, она не верила, что из этого что-то выйдет. А теперь у ребят успешный тур, а у меня — жизнь с чистого листа и новые перспективы. На днях позвоню ей. Если честно, мне и самому уже надоело быть мудаком.
«Сын маминой подруги» возвращается, проворно расставляет на столе тарелки с салатом и отваливает, и я подаюсь вперед и тихонько прошу:
— Этот парень сейчас сквозь землю от стыда провалится. Хотя бы изобрази радость от встречи! Ну, или контакты его у кого-нибудь спроси...
Юра кивает, обещает скоро вернуться и через зал направляется к барной стойке. Что-то быстро говорит бармену, хлопает себя по карману джинсовки и озадаченно вертит головой. Запоздало соображаю, что его айфон остался на столе, и в этот момент тренькает оповещение о входящем смс. Машинально замечаю, что оно от Элины и краем глаза цепляюсь за текст: «Спасибо...»*
Юра возвращается, набивает по памяти номер товарища, читает сообщение и резко бледнеет. К еде не притрагивается, но терпеливо ждет, когда я прикончу последний листок руколы и разочарованно отложу вилку. Простейший салат не стоит таких денег и не лезет в глотку, а мысли гудят, как рой потревоженных пчел. За что Элина может его благодарить?.. Разве не странно присылать сообщения другу своего мужа?
— Кто пишет? — проталкиваю чертов салат огромным глотком воды и изображаю беззаботность.
— А... — Юра спохватывается и прячет телефон в карман: — Ребята только что с оглушительным успехом выступили в крупном клубе. Элька поблагодарила и передала привет.
...К жилищному комплексу Юры едем молча. На город опускается темнота, в сумерках не видно лиц и невозможно разгадать эмоции. Мимо пролетают черные деревья и сонные фонари, между нами снова возник призрак прошлого, и я не нахожу себе места, потому что именно Элина — самая лучшая девчонка на земле — запустила в Юре эту отчужденность.
* * *
Странный день вот-вот закончится, малиновые фонари на шпиле разгораются во всю мощь и заливают крышу и часть просторной пустой комнаты неестественным, призрачным светом. Музыканты, ежедневно навещающие Юру, ушли час назад, но хозяин апартаментов, проводив их, снова вернулся в студию и надолго в ней завис.
Включаю ночник и, вооружившись крючком, вяжу ажурную салфеточку — она идиотская, чуть позже обязательно распущу. Прогоняю прочь безотчетную досаду, но она упрямо возвращается и распухает до злости. Мне не понравился роскошный пафосный ресторан: еда оказалась дерьмовой, да и Юра хорош — замкнулся в себе и забыл о моем существовании, а в лифте предусмотрительно спрятал руки в карманы джинсовки и сделал вид, будто в мире нет ничего интереснее блестящих кнопок с номерами этажей...
А еще я беспрестанно думаю об Элине: что, черт возьми, значит ее спасибо, и почему о ней упомянул даже парень-официант?.. Мерзкое ощущение бессилия, страха и ярости поглощает все остальные чувства — такую же гнилую ревность во мне будили мысли о бывшей Юры. Легонько хлопаю себя по щеке и глубоко дышу: у ребят слишком тесная общность, почти семья, и посторонним в их запутанных отношениях ни за что не разобраться. На самом