Некоторые кашалоты обожали отдаваться на волю волн и, лежа на боку, помахивать над водой грудным плавником. Другие катались на волнах. Третьи весело вращались в воде, или плавали кругами, или устраивали «войну нервов» – мчались друг на друга, лоб в лоб, а в последний момент расходились. Короче говоря, резвились, как могли.

Браун уже полностью освоился с ситуацией. Он даже к запаху фонтанов привык. И вовсе они не зловонными оказались – запах от них шел скорее тонкий мускусный. Терпеть можно...

У Тимофея и свои любимцы появились. Например, мощный самец по кличке Чаби. Чаби был здоровенным кашалотом, он никому не давал спуску и в то же время был на диво терпелив. Сихали сам видел, как молодой самец, у которого гормонов было больше, чем мозгов, ударил Чаби в бок. Тот лишь посмотрел на юного идиота и ничего ему не сделал. А у того хватило ума отказаться от второй попытки...

Работа затягивала, отвлекала от посторонних мыслей, и схватка с гвардейцами, отлуп китокрадам, угон трисека, даже перехват айсберга – все это отошло на второй и третий план. Разговоров хватило на один-два вечера, а потом яркость впечатлений потускнела. Даже воспоминания о Викторе все реже посещали Тимофея – океан омывал и лечил душу, как живая вода. Да он и был ею.

Шел одиннадцатый час утра. Сихали Браун натянул синий комбинезон, но мягкий распах расстегнул до пупа – жарко. Утром он не завтракал, а часы обеда придутся на дежурство, поэтому желудок посовещался с мозгом и вывел компромиссное решение – подкрепиться сейчас, как завещал Винни-Пух.

Младший смотритель съехал на руках по перилам трапа на вторую палубу и прошел в столовую. Блок доставки готовых блюд предлагал пять вариантов комплексных обедов. Тимофей выбрал третий: борщик с ха-арошим кусочком свининки, с фасолью и ложечкой сметаны; толченка с отбивной и большой стакан киселя «тутти-фрутти».

Столовая была полна наполовину. Под открытыми иллюминаторами вдумчиво подкреплялись смотрители из звеньев Харина и Вальцева. Младший смотритель подсел к ним.

– Насыщаешься, человече? – пробасил Илья Харин.

– Насыщаюсь, батюшка, – смиренно ответил Тимофей, и за столами жизнерадостно грохнули.

– Тугарин! – заорал Самоа Дженкинс. – Тебя уели, Тугарин!

– Приятного аппетита!

– Житие мое, житие... – утробно вздохнул Илья. – Не животы пестуйте, но дух!

– Джамил! – воззвал Вуквун. – Рассказал бы, что ли, про китовые внутренности…

Джамил Керимов работал на китобойном комбинате в Петропавловске.

– Арманто, не шуткуй так! Я даже знаю, где ты это вычитал.

– Ну и что? Мне, может, приятно есть и слушать про китовые кишки! Их в каждом кашалоте по четыреста метров намотано, а потом они мякнут в этих твоих огромных отмочечных чанах и пахнут...

– Арманто, ты лирик.

– После обеда, граждане, я этого лирика урою!

– ...Сказал физик и приготовил для смертоубийства тяжелый тупой предмет...

– Голову!

Браун быстро прикончил борщ, расправился с отбивной и принялся за кисель. Кисель был в меру сладок и требуемой густоты.

– Скажи-ка, дядя Тима, – серьезно обратился к нему Самоа Дженкинс, – веришь ли ты... э-э...

– Ну, скажем... – перебил его Джамил и закатил глаза. – Мнэ-э... В морского змея?

– Вот-вот-вот!

– Как только увижу, – улыбнулся Тимофей, солидно отхлебнув, – так сразу же и уверую.

– Океан велик... – затянул «айболит», долговязый, очень бледный, веснушчатый человек со смешной фамилией Бубликов.

– И тих! – добавил маленький, черноволосый Нгуэн, инженер-гастроном.

– Нишкни! Вот, вроде ж всего каких-то шесть кэмэ, а сколько там всего! Тот же змей...

– Кстати, его видали в позатом году примерно в этих местах. Под нами Северо-Западный хребет. Наверное, змеюка в тамошних каньонах ховается...

– Ты не о Шаттоке ли вспомнил?

– О нем. Дэн Шатток оценил эхо-сигнал в тридцать метров. В середке потолще, на концах поуже...

– А помнишь случай с яхтой «Тамар»? Тоже ж думали, что внизу змей, а спустились – там полузатопленный ствол сосны Дугласа! Плывет себе, и плывет, и змея изображает...

– Но эхо-сигнал у Шаттока двигался! Извивался! Может сосна извиваться?

– Все равно... Правильно, вон, Сихали говорит – сигнал не пощупаешь.

– Эх, нету в вас романтического восприятия жизни!

– Иди ты со своей романтикой...

– А помните, Станислас еще рассказывал о глубоководных пауках? Их точно видели! Они где-то к югу от Бонин гнездятся. Или к северу…

– Или к центру Земли! Мало ли что видели в океане. Ты мне его доставь, того паука, и предъяви! Чтоб я его мог разобрать и посмотреть, как он там устроен и из чего его такого сделали.

В столовую вошел Боровиц, и гвалт несколько унялся.

– Приятного аппетита, – вежливо сказал главный смотритель, и все очень удивились.

Оглядев насыщающихся, Станислас остановил начальственный взор на Брауне:

– Тимка, ты как, поел?

– Насытился, – улыбнулся Сихали.

Дохлебав кисель, он встал из-за стола и вышел с сегундо в коридор.

– Надо срочно смотаться на восток, – сказал Станислас, – там один городишко стоит, Форт-Эбисс, а не доходя до него поле конкреций имеется... Короче, на танке-батискафе ждет больной, а рейсовая субмарина, как назло, чинится на Гавайях. Сходишь туда, подбросишь Марину...

– Сходим, – кивнул Браун. – А дежурство?

– Рыжий тебя заменит.

– Ладно, я пошел.

– Давай... Маринке я скажу, чтоб к докам шла.

– Ага…

Когда Тимофей спустился на доковую палубу, Рожкова уже ждала его. Она стояла с чемоданчиком, типичная бидструповская женщина – грудь высокая, стоячая, талия тоненькая, двумя ладонями обхватишь, бедра крутые, амфорные, ноги… Ах, что за ноги!

Последнее выражение Сихали произнес вслух, и Марина рассмеялась. У ее прекрасных ног лежал штабель спецгруза – медбокс, малые регенерационные блоки, диагност, роботоинструменты.

– Все свое таскаю с собой? – пошутил Браун.

– Ага! – пленительно улыбнулась Марина, и чтото в младшем смотрителе ворохнулось, что-то ретивое, обычно отдающееся в ребро при наличии седых волос в бороде.

– Прошу! – придвинул он трап. – Залезай, я подам...

Погрузив медоборудование, Тимофей юркнул в люк. Груз уложили прямо в переходнике.

Младший смотритель, сгибаясь и разворачиваясь боком, просунулся в рубку. Рожкова сидела на месте бортинженера и с любопытством оглядывалась.

– Я первый раз в «Орке»! – призналась она.