– Я хочу, чтобы ты знала, – удержал ее за руку напоследок. – Я не отдам тебя никому! И ничего не бойся, я решу все проблемы. Поняла?

Она невольно бросила тоскливый взгляд на мои серые крылья, и я вновь решился признаться:

– Это все не то, что может…

Кико вымученно улыбнулась, закрыв мне рот ладошкой:

– Я верю, что лары все видят и не дают своим детям бесполезных подарков.

И пока я искал слова, чтобы впервые в жизни оправдаться, выпутаться из сложившейся ситуации, Кико шепнула, что завтра свяжется со мной, и упорхнула в небо.

– Это наша новая малышка? – из тени деревьев ко мне шагнул Рриван, одетый в темный «рабочий» костюм то ли убийцы, то ли шпиона.

– Это моя малышка! Истинная! – строго поправил я лучшего друга и личного телохранителя. – Присмотри за ней, пока меня нет рядом.

– Поздравляю, Миш! – усмехнулся рейт.

Через мгновение в сумерках мелькнул хвост снежного барса, отправившегося за Кико.

* * *

Однажды, устав от постоянных любопытных или возмущенных взглядов горожан, которые либо восхищались, либо негодовали, глядя на светлую об руку с темным, мы с Кико улетели в горы. Мы тогда летели без конкретной цели, наслаждаясь уединением, и случайно заметили внизу красивое местечко – небольшую поляну среди скал и горных уступов. Будто кто-то из ларов сделал углубление и заполнил его белыми цветами на толстых стебельках, с яркими зелеными листьями. Помнится, мама называла их подснежниками. В общем, живописное местечко, по мнению Кико, – цветы, сугробы и пробивающийся сквозь лед быстрый ручей.

Сегодня я прилетел сюда в третий раз и готовился признаться Кико. Не знаю почему, но во время наших свиданий, в течение двух недель, у меня не было возможности сказать ей о том, что я белый, как-то не случилось, не сложилось. Словно сами лары давали нам шанс узнать друг друга без церемоний, без давления иерархии силы и положения. Принять для себя факт, что можно любить вопреки всему. Меня все сильнее грыз червь стыда: Кико «отдавала и теряла» больше, чем я, бессовестная фальшивка.

Хватит, сегодня я положу этому конец! Родителей известил, мама с бабушкой готовятся к шардису. Мама еще и праздник задумала по случаю бракосочетания первенца. Проводить ледаю сразу после храма она наотрез отказалась из-за не очень хороших воспоминаний о своем шардисе. А отец… отец ни в чем не может отказать жене. Порой мне кажется, это непозволительная слабость, о чем и отец, и дед наверняка догадываются, но лишь посмеиваются.

Я даже не увидел, а почувствовал Кико, встал и пытался разглядеть ее в небе. Несколько минут назад получил вестник от Рривана, который все это время следил за моей невестой, что она уже в пути, летит ко мне. Еще он предупредил, что триста шестьдесят первый шаазат стоит на ушах и ее ищут по всем закоулкам. Ох, не нравится мне все это. Все, хватит игр и ухаживаний, сегодня же утащу Кико домой и сделаю своей! Чтобы даже малейшей лазейки ни у кого не было отобрать у меня мою девочку.

Наконец шелест крыльев – и моя душа и сердце спустилась с небес. Мок играл на ее светло-серых волосах, сегодня она надела тот самый симпатичный розовый костюмчик, в котором я увидел ее впервые, юная, невинная и трогательно беззащитная. Пара быстрых шагов – и Кико с ходу прижимается к моей груди.

– Что случилось? – обеспокоенно спросил я, уж слишком была напряжена моя чудная девочка.

Кико молча мотнула головой, отстранилась и медленно опустилась на ковер из цветов. Я сел рядом, привлек ее к себе и настоял:

– Сладкая, родная моя, что случилось?

Кико подняла лицо, в ее небесно-голубых глазах дрожали слезы, голос срывался:

– Я… отреклась… от семьи…

– Что ты сделала? – хрипло переспросил я.

Она всхлипнула, подняла руку и коснулась моей щеки. И смотрела с таким отчаянным обожанием и болью, что у меня сердце упало.

– Меня видели с тобой в Ларане. Мои одноклассницы рассказали маме, кто ты… Что ты темно-серый и просто журналист. Вчера был огромный скандал и…

– И? – сухо уточнил я, уже решив: если к ней хоть пальцем прикоснулись – поубиваю, невзирая на лица.

– Утром меня предупредили, что нашли жениха, и до встречи с ним, до шардиса, я должна находиться в своей комнате. Сказали, я позор своего рода и… так много всего ужасного наговорили… – Кико уткнулась мне в плечо, сотрясаясь от рыданий.

– Прости меня, родная, – сгорая от непереносимого стыда, тихо повинился я. – Я все исправлю и…

– Нечего исправлять! – Кико вытерла ладонью глаза, ее глаза воинственно блестели.

– Почему? – встревоженно удивился я. – Ты хочешь оставить меня?

Кико настолько растерянно уставилась на меня, что я едва не завыл от стыда.

– Конечно, нет! – воскликнула она. – Я передала через горничную, что улетаю от них, отрекаюсь от рода. Потому что люблю тебя и не вижу смысла в жизни, если тебя не будет рядом со мной. И сбежала…

– Любишь? – ошарашенно просипел я.

Кико привстала на колени, обняла мое лицо ладонями и, целуя солеными от слез губами, призналась:

– Больше всего на свете я люблю тебя, Мих. Мне, как ты говоришь, с высокой горы плевать, что ты всего лишь темный журналист. Я хочу быть с тобой, жить с тобой, жизнь прожить только с тобой. Я могу иллюстрировать твои статьи, рисовать картины. Ты же сказал, что художники неплохо зарабатывают? Чем я хуже? Мастер сказал, что я талантливая. У нас все получится, я уверена. Главное, с тобой… и жизнь меняется; может быть, со временем нас поймут и примут и…

Я зачарованно слушал сбивчивый лепет Кико, глядя в ее шалые от любви и отчаяния глаза, – и не мог поверить! Эта робкая девочка рискнула всем ради меня, ради любви, а я… индюк нашелся! Шиай прав! Привлек ее к себе, зарылся в светлые волосы на затылке и глухо, но с непоколебимой верой признался:

– Я люблю тебя, Кико. С первого взгляда, как увидел в «Алирии». Люблю так сильно, что готов тебе Святую Троицу с неба достать, лишь бы ты была счастлива.

С нежностью посмотрел ей в лицо, сияющее, счастливое личико сердечком. Наш поцелуй был жадным, голодным, захватывающим. Но чуть погодя пришлось остановиться. Нет, буквально отодрать себя от любимой, чтобы больше никаких преград между нами не осталось. Нельзя на обмане строить жизнь, мама часто повторяла нам с Ленкой об этом.

– Я знаю, что придурок и плохо поступил, но перед слиянием хочу, чтобы ты знала, кто я, какой я и что все проблемы решу…

С каждым словом глаза Кико все больше округлялись. Затаив дыхание, она ждала продолжения. А меня наверняка распирало… от наследственного самомнения: уж если Кико темно-серого выделила и полюбила, то во всей своей белоснежной красе точно стану для нее ларом, ну почти. Я деактивировал артефакт на пальце и с улыбкой, в ожидании восхищенного внимания посмотрел на любимую, расправляя искрящиеся белизной крылья.