– Джейкоб, это те самые девочки, с которыми мы в детстве по воскресеньям распевали песни в церкви. Узнай ты, что случилось с некоторыми из них, ты бы не поверил. То же самое происходит и в Лос-Анджелесе. У корейской церкви реальные проблемы.

– Кто бы мог подумать! – Я, и правда, шокирован этой новостью. – Хотя, пожалуй, понимаю, о чем ты говоришь и как это могло произойти.

– Все вполне объяснимо. Чем дольше мы живем с ощущением подавленности, тем быстрее нарастает в нас раздраженеие, возмущение и протест. И в один прекрасный момент происходит взрыв. Я не хочу быть одной из таких девушек. Не хочу попасть в статистику.

– Значит, ты собираешься заняться сексом, чтобы не попасть в статистику? И что еще хуже, ты собиралась сделать это с Нейтом Андерсоном? – Меня самого уже тошнит от своих слов. Я не решаюсь спросить ее, а как насчет меня, хотя меня так и подмывает.

– Да я просто не считаю, что секс – это так уж важно. – Она в отчаянии разводит руками. – В этом же нет ничего особенного, не так ли? Ну, может, и есть. Но обязательно ли это что-то меняет в твоей жизни? – Она пожимает плечами. – Не знаю. Я, и правда, не понимаю, почему все это так важно.

С этой стороны я Ханну совсем не знал. Но мне любопытно, я чувствую, что могу часами говорить с ней об этом.

– Тема весьма увлекательная, но если мы намерены ее развивать, может, больше не будем упоминать имя Нейта Андерсона?

– Блин, все так запуталось. Все это лето происходит какая-то эмоциональная встряска. Сначала Нейт по непонятной причине расстается со мной. Потом ты. – Она тычет в меня пальцем меня, делая страшные глаза. Я невольно отклоняюсь назад, следуя инстинкту самосохранения. – Ты внезапно появляешься после трех лет, когда я напрочь забыла о тебе, вычеркнула из своей жизни, ты для меня умер. – Она встает и в волнении ходит из угла в угол. – Нейт начинает проявляеть признаки ревности, чего и следовало ожидать. Разумеется, разве могло быть иначе? Потому что… Ты же такой красивый, мужественный, с идеальной улыбкой и… – она смотрит на меня и немного разочарованно хмыкает, – и типа сексуальный. А еще ворох воспоминаний, которые вызывают у меня улыбку. Боже, ну почему мне так радостно вспоминать наше с тобой детство? И мне хочется вернуть нашу дружбу. По правде говоря, у меня и друзей-то нет. По крайней мере, таких, каким был ты. Но, с другой стороны, ведь я же несколько лет тебя ненавидела! А потом просто перестала о тебе думать. Видишь? Вот тут-то я и запуталась. Как можно так легко изменить свое мнение, всего лишь съев буррито и взглянув на идеальную, хотя и слишком бледную грудь? – Она поднимает обе руки и проводит ими по волосам.

Я совершенно очарован. Это лучший монолог, который мне доводилось слышать. Ханна в ударе. Не могу произнести ни слова в ответ и не смею остановить ее. «Продолжай», – умоляю я про себя, следя за тем, чтобы не сказать это вслух. Ханна словно бы все поняла по моему взгляду.

– И тогда я, проявив слабость, прощаю тебя и позволяю вернуться в мою жизнь. Вот так. – Она щелкает большим и указательным пальцами, и звук эхом разносится по комнате. – И давай как на духу: вряд ли кто-то сомневался, чем это в конце концов может обернуться, когда ты весь такой… – Ханна тяжело вздыхает. – И я со своими растревоженными чувствами рядом. Опасная комбинация.

Она снова плюхается в кресло и прикрывает глаза рукой.

– Поэтому теперь я в полной жопе. Я запуталась. И измучилась. И по глупости разболталась, рассказала Нейту всякую фигню, чего ты явно бы не одобрил. А теперь, походу, ты думаешь, что я предала твое доверие. И я так зла на себя. К черту такую жизнь!

Это было что-то! Я смотрю на Ханну, все еще погруженную в свои мысли, и не могу не улыбнуться ей. Ничего себе американские горки! Я пытаюсь придумать, как сказать ей, что все будет хорошо. Но не нахожу нужных слов. И я не могу злиться на нее. Это просто-напросто невозможно.

– Пожалуйста, не занимайся сексом с Нейтом Андерсоном, – неожиданно выпаливаю я.

«И никогда больше не разговаривай с ним и не смотри на него», – мысленно умоляю я. Это всего лишь малая часть того, что я чувствую, но единственное, что мне удается из себя выдавить.

Ханна смеется, но скорее грустно, чем радостно:

– Ничего этого не будет, обещаю. Но, Джейкоб, что мы здесь делаем?

– Не знаю, – мягко говорю я. – Определенно я знаю лишь одно – я без ума от тебя. Ты так много для меня значишь. Мы разбираемся в нашем запутанном прошлом и наверстываем упущенное. И, как бы сложно это ни было, нам предстоит понять, что ждет нас в будущем. Но прямо сейчас я не хочу терять ни минуты. Я просто хочу, чтобы ты была рядом.

Ханна садится на кровать и кладет голову мне на плечо. Моя рука инстинктивно обвивает ее, притягивая ближе.

– Не хочу, чтобы лето заканчивалось. Я боюсь, – шепчет она мне в ухо.

Я тоже. Не знаю, как мы с этим справимся. Но думать об этом сейчас я не хочу. И не хочу, чтобы Ханна тоже об этом думала.

Она поднимает голову: в ее глазах такая нежность и в то же время такой страх, что у меня перехватывает дыхание. Я наклоняюсь, ищу ее губы. Прижимаю Ханну крепче. Вот так бы и не отпускать никогда! Ее губы раздвигаются, и я делаю наш поцелуй более глубоким, на минуту забывая дышать.

– Джейкоб, – шепчет она между поцелуями.

– Ханна, – шепчу я в ответ.

Мы ничего не говорим. Не произносим неуместных сейчас слов. Но общее дыхание наших поцелуев договаривает за нас все невысказанное. Это любовь. И что будет дальше, для нас, кажется, не имеет значения.

Глава 18

Ханна

Эта шапка с пандой на мне просто нелепа.

Но пари есть пари.

Вчера вечером, после раунда упорной борьбы в Go-Stop, корейской карточной игры, по очкам я шла ноздря в ноздрю с Джин Хи, которую сильно недооценивала ввиду юного возраста. А она оказалась акулой карточного стола.

Перед раздачей последних карт она прервала игру и настояла, чтобы мы договорились о фанте для проигравшего. Жестоко.

– Тот, кто проиграет в этом раунде, всю неделю будет мыть посуду, – предложила мама.

– Проигравший завтра приготовит обед, – выпалила миссис Ким.

– Проигравший будет целый месяц заниматься стиркой, – сказал Джейкоб, глядя