в зубы ближнему своему, а еще волшебные волосы моей жены, которые, как оказалось, она может использовать как щупальца, хватая легковесных атакующих, желающих взять её в плен, и отшвыривая их куда ни попадя. Плюс сами гоблины, явно не ожидавшие, что им на голову свалится такой подарок. Иначе их было бы куда больше.

Тем не менее, я успел в последний момент, тут же открывая огонь из обоих стволов. Знакомые и полузнакомые зеленые рожи из тех, с кем мы вместе гасили чернокожих бандитов-людоедов, лишенные, правда, брони и оружия, тут же начали разбегаться, видя, как падают их друзья и коллеги. Ну, мертвые — это не совсем пропащие гоблины. Мертвый гоблин — хороший гоблин, потому что…

— Марш мёртвых душ! — рявкнул я, отбрасывая разряженный револьвер и раскрывая свой гримуар.

— Рапсодия тлена! – летит в спину толпящимся в дверях сволочам цепное заклятие, запекающее кровь прямо в теле.

— Кейн! — выдыхает Кристина.

— Внезапный Левиафан! – пытаюсь я собрать в коридоре кучу-малу для того, чтобы моя «рапсодия» получила урожай побогаче.

Гнев и страх за свою женщину, носящую моего ребенка, требуют продолжения банкета, хотя в зале уже только трупы и раненные. Тем не менее, я слишком рвусь дать ему волю, поэтому, повторяю со что-то пытающейся спросить меня княгиней то же самое, что недавно сделал и с княжной — хватаю в охапку и прохожу сквозь портал. Глаза застилает кровавая муть, но держусь. Крики, расспросы, укор, разбор полётов — всё в очень недалеком будущем, а пока настоящее требует немедленной реакции.

Кивнув Станису, невозмутимо вставшему около растерянной брюнетки, растерянно смотрящей на недовольную дочь, сидящую в мобиле на коленях у Красовского, я шагаю назад в портал.

— Ох не стоило вам этого делать… — предвкушающее шипение вырывается из моего рта как из перегретого чайника.

— Предатель! Вор детей! Тебе не поработить нас! — выплевывает один из раненых, немолодой гоблин, пожирающий меня взглядом. Он сидит, прислонившись спиной к стене, — Мы будем сражаться!

— О да, будете, — улыбаюсь я так, что судорога сводит скулы, — Еще как будете!

И закрываю глаза. Ненадолго, всего на пару секунд. Недавно придуманный план идеально подходит для взаимодействия с Гарамоном, всё-таки, чудовищную мощь мира лучше прикладывать точечно и кратко, не беспокоя его чересчур часто. Миры — не люди, они совершенно иначе воспринимают реальность и взаимодействуют с ней…

Сейчас, в данный момент, на некоторых континентах этого огромного зеленого мира начала легонько лопаться земная кора. Ничего страшного или апокалиптичного, всего лишь многокилометровые разломы глубиной и шириной в пару сотен метров. Не тянут даже на царапинки. Так, как будто кто-то ноготком игриво провёл по коже. Они, эти разломы, несмотря на потрясающую длину, прошли по незаселенным местностям Гарамона, в которых даже нет разумной жизни. Как говорится, ни одного гоблина не пострадало, пока.

— Вы хотели сражаться? Вам будет с кем сражаться.

С этими словами я и ухожу из мира и из дома, куда было настрого запрещено заходить кому-либо из зеленокожих.

И вновь американская лесостепь, стоящий на обочине мобиль и первый наш семейный скандал, в котором, что хорошо, не надо сдерживаться, а можно орать во всю глотку. Впрочем, недолго.

Мою разумную, уравновешенную и умеющую спокойно мыслить жену попросту развели как кролика, когда она, с любопытством обойдя пару пустых зал, наткнулась на шарящихся у силовых доспехов гоблинов, наполовину разобравших один из «бегемотов». Обе стороны сильно удивились присутствию друг друга, но здесь сыграло то, что княгиня хоть и знала о коварстве зеленых карликов, но не наблюдала его вживую, зато много возилась с зелеными детишками в последнее время. Это сильно сказалось на её суждении. Сами же вторженцы имели приготовленную басню о том, что проводят профилактику доспеха, заодно изучая его. В общем, женушку развели на «переговоры» как кролика, пространно намекая, что могут ей рассказать то, что её дражайший супруг предпочитает держать в секрете от всех.

Она купилась, причем решение приняла излишне быстро. У неё же ребенок один-одинешенек в зале!

— Они знали, что ты беременна, Кристина… — цедил я, испытывая сильнейшее желание пойти и постучаться головой по мобилю, — Знали! Ты идеальный заложник! Эти твари хотят переехать на Сердечник всей расой, как ты думаешь, что они смогут тут наворотить? Вот местные индейцы, те, которые тут на меня ловушки ставят, приняли бы их с распростертыми объятиями! Повторилась бы Польша, когда все государства Европы были выставлены легкомысленными идиотами!

— Я… хотела договориться! — прятала глаза жена, — Мне надоело, что ты постоянно рискуешь жизнью, а ведь у нас целый мир! Армия, кавар, доспехи — и мы этим не можем воспользоваться из-за их ненависти… которая… да, Кейн, я была уверена, что с ними можно договориться. Они кланялись, называли хозяйкой, уверяли в своей преданности! Я была уверена, что они меня не тронут! Зря!

— Переобщалась с эйнами и мелкими гоблиншами, — выдохнул я, стирая пальцами холодный пот со лба, — Решила, что все иномировики добрые? Забыла, кто мы, Кристин? Ревнители.

Вот что значит, когда дома бываешь набегами, и при этом не даешь себе за труд просветить свою женщину во все нюансы ваших общих семейных дел.

— Помню… — отвернувшись, девушка скрестила руки на груди, а спустя несколько секунд нехотя выдавила, — Просто… я теперь постоянно сижу дома, а ты — где-то там…

Совершенно дурацкий аргумент, насквозь женский. Будь мне на самом деле двадцать с небольшим лет, я бы взбесился, услышав подобное. Изошел бы на проклятия, начал бы уверять, что сам бы посидел дома с огромной радостью, вместо того чтобы носиться по очередной чужой стране, раздираемой очередным бардаком, выгрызая нам право на силу, свободу и независимость.

Но тут хватило ума подойти сзади, обнять и даже извиниться.

Как это не идиотски звучит, но это жена должна была быть со мной в Блэкроке. Это она должна была быть в театре, когда туда явился Кадархиалла Ступающий по Траве, это она, вместе со мной, должна была выбивать мозги из корчащихся акаи-бата в Янтарной башне. Я женился на равной, на княгине, а не на домашней клуше, готовой покорно принять все, что кинет ей жизнь. Дети требуют огромных жертв, иногда эта ноша непосильна для той, кто привык жить активно и решительно.

— Не тебе одной надоело отсиживаться, лорду Эмберхарту тоже, — прошептал я жене на ухо, продолжая её обнимать, — Поэтому я сделаю всё,