Гарет посмотрел в сторону Хереворда с кривой усмешкой на губах.

– Лучше подумай о себе, сакс. Твое поражение приближается.

Хереворд оглянулся через плечо и увидел, что из дома выходит прекрасная, светлокудрая Ребекка и направляется к ним. Его румяные щеки вспыхнули, становясь того же цвета, что и волосы. Услышав, как за спиной захихикали Мэдок и Киан, он распрямился и отвернулся от нее.

– Не забывай, – Олуин засунул в рот кусок груши и кивнул Гарету, – что твоя жена – норманнка. Ты помнишь об этом?

– Теперь она – кимр, – решительным тоном поправил его Гарет.

– Она всегда была кимр, – заявил вдруг Хереворд. – Кельтов вытеснили из Англии саксы. Большинство их переместились сюда, в Уэльс. Из того, что мне рассказывали, я понял, что бабушка Танон была из кельтов. Кровь вашего народа течет в ее жилах, так же как и кровь норманнов и саксов.

– Из какого бы рода она ни была, – сказал Мэдок, поднимая взгляд на Хереворда, – я точно знаю, что за ее хрупкой оболочкой скрывается бесстрашный воин.

– Да, – согласился Хереворд, а следом за ним и Томас.

– Это хорошее сочетание. Я помню одно происшествие. Я поехал вместе с королем в Аварлох, чтобы навесить Бранда Ризанде, у которого родился сын, Оливер. Там же были Данте Ризанде и его жена. Танон хотела покататься на кобыле своего дяди – великолепном белом арабам скакуне, таком же диком, как море. Отец ей этого не разрешил. И тогда она единственный раз в жизни ослушалась его. Танон пробралась в конюшню и залезла на лошадь. Конечно, та ее скинула. Потому что никто не мог управлять этой лошадкой, кроме самого Данте. Танон сломала руку и поклялась отцу, что никогда даже близко не подойдет к кобыле. Она сдержала слово, хоть это и было тяжело для нее, поверьте мне. Потому что каждый раз, когда Танон видела эту великолепную лошадь, ее огромные зеленые глаза загорались ярче, чем солнце. – Хереворд посмотрел на Гарета. Когда тот перевел взгляд в сторону дома, на губах сакса появилась едва заметная, понимающая улыбка. – Она не такая хрупкая, как ты думаешь, Гарет. У нее просто не было возможности доказать тебе это.

– Хереворд Уэйк, – кольнул его слух голос Ребекки. Он медленно повернулся и с изумлением обнаружил, что ее взгляд был мягким – таким, каким она смотрела на другого мужчину, с глазами цвета морской волны. – Твое замечание о Танон было очень мудрым. Ты удивил меня.

В его напряженном взгляде, прикованном к ее лицу, чувствовалась сила. Ребекка представила себе, какой страх он должен был внушать своим врагам на поле боя.

– Только дай мне шанс, моя госпожа, и я обещаю, что смогу поразить тебя еще сильнее.

Брови Ребекки изогнулись. Слабый румянец окрасил щеки, будто стирая с лица годы одиночества и смирения. Она сразу стала выглядеть моложе.

– Что ж, ладно. Я дам тебе такой шанс.

Она взяла его под локоть, и тогда на его губах расцвела теплая улыбка, сделавшая лицо по-настоящему привлекательным. Хереворд повел Ребекку прочь.

– Да, чуть не забыла, – сказала Ребекка, оборачиваясь к Гарету. – Танон просит Киана принести ей три мешка перьев.

– Перьев? – Гарет удержал Киана, который уже собрался со всех ног бежать исполнять распоряжение Танон. – Зачем ей перья?

Ребекка уклончиво улыбнулась, отворачиваясь от него.

– Она попросила меня не говорить.

– Вот и еще один пал перед норманнской женщиной, – произнес Олуин, глядя вслед уходящим Хереворду и Ребекке.

– Она из племени саксов, как и он, – с подчеркнутой медлительностью заметил Мэдок, бросая на Гарета взгляд, который ясно свидетельствовал, что Олуин – самый большой идиот во всем Кимре.

Но Гарет едва ли обратил на это внимание. Хереворд ошибся только в одном – Танон уже не раз доказала ему свою храбрость. Ведь нужна была немалая смелость для того, чтобы согласиться на жизнь с Роджером де Куртене. И с Гаретом – тоже. Он знал, с какими лишениями его жене пришлось столкнуться за последние несколько недель. Он видел, какие трудности ей приходится преодолевать с тех пор, как за ними закрылись ворота Уинчестера. Но Танон не стала колебаться. Она не сломалась и ни разу не зарыдала. Она пытается привыкнуть к своей участи.

– Черт, парни, я отлучусь ненадолго. – Он кинул поднос и направился к дому.

Танон с улыбкой наблюдала за тем, как Хереворд и Ребекка уходили с поля. Она помолилась, чтобы могучий сакс помог няне забыть о ее отце и тем самым дал ей возможность обрести настоящую любовь.

Танон перевела взгляд на Гарета. Она все еще злилась на него, но все равно вздохнула, завороженная его видом. Ей очень нравился этот красивый высокомерный валлиец, и она ничего не могла с этим поделать. Когда она принесла ему еду, и ужасно захотелось поговорить с ним – или хлопнуть его по голове подносом, от последнего она едва удержалась, ведь муж не сказал ей ни слова. Как он мог не обращать на нее внимания весь день? Почему не стал извиняться? Танон сердилась на себя за то, что частенько выглядывала из окна. Гарет точно не скучал по ней. Она сомневалась в том, что ее муж вообще вспоминал о ней, пока пахал землю и смеялся со своими приятелями. Танон вздохнула. Почему он выглядит таким невероятно красивым и радостным в лучах солнца? Он… Боже, он идет сюда!

Танон мгновенно развернулась и огляделась вокруг, ища какое-нибудь занятие. Она уже разобрала сундук и освободила для своих платьев место в шкафу. Дом сиял чистотой. Нигде не осталось и пятнышка сажи, даже на потолке. Ее взгляд упал на три аккуратно связанных мешка, лежащих в углу. Там были подарки, которые они получили в прошлую ночь от жителей Лландовери.

Дверь распахнулась, и в жилище проникли лучи солнца. Они упали на Танон, которая стояла, нагнувшись, возле большой сумы и старательно пыталась развязать узел бечевки.

– О, это ты, – неопределенно заметила она, поднимая на него взгляд.

Гарет стоял на пороге, его темный силуэт четко вырисовывался на светлом фоне. Он вошел и улыбнулся, заметив на столе две салфетки с бабочками.

– Мне нужно смастерить еще один стул, – сказал он.

– Oui, и побольше полок. – Она потянула за бечевку и едва слышно выругалась. – И, раз уж ты заговорил об этом, хорошо бы еще сделать скамью, которую можно поставить перед очагом.

– Все, что ты захочешь, – тихим, хрипловатым голосом пообещал ей Гарет, подходя к ней.

– Я хочу… – Танон выпрямилась и направилась к кровати, где лежал нож, подаренный Лльюидом, – открыть этот мешок. – Она подошла к тюку с подарками и опустилась рядом с ним на колени.

– Танон, прости меня за то, что я вел себя… – Взгляд Гарета упал на кровать. От матраса осталась только разорванная оболочка, а внутренности были бесцеремонно выпотрошены. На одно безумное мгновение Гарет ощутил себя настолько сродни этому матрасу, что громко застонал. – Что ты сделала с кроватью?

Ноздри Танон расширились.

– Солома была старой и колючей. – Она остановилась, ожидая, что Гарет начнет кричать на нее. – Я хочу набить матрас перьями. – Танон провела острым лезвием по завязке шнурка. Кончик ножа проколол мешок, и оттуда взметнулось облако муки. Она сморщила нос и повернула нож в сторону мужа. – И хочу, чтобы ты знал – я ужасно устала от твоего бесчувственного поведения, Гарет.