Празднество как таковое, конечно, исключалось. Не хотела я и баловать себя каким-нибудь дорогим подарком, купив, например, новый велосипед. Инстинктивно я чувствовала, что мне подойдет только один способ: я должна уехать из города. Образ действий не отличался новизной, но на этот раз я заранее это признавала. Я больше не собиралась ехать на Самоа и притворяться, что жажду помогать человечеству. Кроме того, нельзя недооценивать беспокойство, свойственное несчастному, лишенному радостей секса в таких грандиозных масштабах.

Я с легким сердцем отклонила предложение Кейт отправиться на курорт и поручить себя заботам косметолога, но все еще затруднялась с выбором направления. Туристические сайты не специализировались на сексуально неудовлетворенных. Но я продолжала блуждать по всемирной паутине и наконец натолкнулась на Арктический Тур Боли – поездку на горном велосипеде от Фэрбенкса до Дохлой Лошади. Слетать в бухту Провидения пришло мне в голову позже. Я рассчитывала слетать туда и сразу вернуться. Можно ли, находясь совсем рядом с другим континентом, не провести на нем хотя бы пару минут?

Подгадать, чтобы поездка совпала с наступлением моего миллениума, мне не удалось. В тот момент, когда спидометр, отмечающий дни моего целибата, показал ровно тысячу, я была на многодневной велогонке в Помоне и изо всех сил крутила педали, одолевая перевал при тридцатипятиградусной жаре и удушающем смоге. По спине ручьем тек пот, мышцы горели; еще в трех милях от вершины я допила последние капли «энергетического напитка» и собрала остатки сил, чтобы все-таки добраться до финиша. Там в отличие от многих моих соперников я не упала в обморок, избежала носилок санитаров и внутривенных вливаний. Тот вечер я провела, распростершись на кушетке и просматривая очередной повтор очередной серии «Закона и порядка». Я была слишком изнурена, чтобы думать о своей вехе и обо всем, связанном с ней.

В день тысяча двадцать пятый я вылетела в Фэрбенкс.

Ну вот. А теперь я сижу здесь, в квартире блочного дома в поселке бухты Провидения, и смотрю в окно на пелену тумана, из-за которого мы вот уже целую неделю не можем отсюда выбраться. За это время я сделала немало неожиданных открытий, но самой большой неожиданностью стало то, что мне не удалось целиком вспомнить песню из сериала «Остров Гиллигана».

Я не сомневалась, что знаю ее. Я могла бы побиться об заклад. Осмелюсь предположить, что и вы, читая эти строки, уверены: уж эту-то песню не забыли. Возможно, вы даже шепчете про себя: «О роковой прогулке послушайте рассказ…» Ну и что же дальше? Как добраться от этих слов до заключительной строчки песни: «Здесь, на острове Гиллигана!»?

Несколько дней назад, когда стало очевидно, что мы – две супружеские пары пенсионного возраста, молодой компьютерщик и я – застряли здесь на неопределенное время, я вошла в роль массовика-затейника и стала придумывать, чем бы нам заняться. Песня из «Острова Гиллигана» очень подходила к случаю, и я надеялась, что потом нам удастся придумать песню о нашем роковом походе. Но, начав петь, я обнаружила, что помню лишь несколько фраз вроде: «Сгинет в волнах "Пескарь"» и «Пустынный, неведомый край».

Немногим больше знали и мои спутники. Но трое из них увлеклись и вместе со мной двое суток напрягали мозги, стремясь восстановить текст. Как правило, мы не полагались на память, а отдавали предпочтение логике. Проходили наши вдохновенные изыскания примерно так:

– Ну ладно, народ, мы знаем, что «шкипер был храбр и умел» и что он «в три часа обернуться хотел», но что произошло между тем и этим?

– Эй, а корабль вообще «садится» на мель или «ложится»?

– Думаем, народ, думаем!

Так вот, мы до сих пор и думаем, но прогресс уже налицо. Двоих из нас, Джима и Дона, предложение восстановить текст песенки из «Острова Гиллигана» отнюдь не позабавило, как и заключение, в котором мы оказались, – и они день напролет сетовали на то, как все это несправедливо. «Накрылась, накрылась моя рыбалка!» – как заклинание повторял Джим, вышедший на пенсию преподаватель изящных искусств из Техаса. Он приехал в поселок по той же причине, что и другие, – до него от Аляски рукой подать.

Но я ощущала настоящий подъем. Хотя изначально эта поездка намечалась как бы «для галочки», я получила от нее куда больше удовольствия, чем от самого «тура боли».

Думаю, стоит рассказать вам обо всем, что случилось с тех пор, как я на горном велосипеде выехала из Фэрбенкса. Вы, наверное, сами уже догадались, что секса не случилось. Хотя я и лелеяла фантазии о том, как бы положить конец темной полосе в палатке посреди тундры, трое мужчин из моей группы (двоим за шестьдесят, третьему – двадцать два) не слишком для этого подходили. Да и потом, мне не понадобилось много времени, чтобы убедиться: Аляска – не то место, где хочется оголяться. Холодно было не слишком – по крайней мере сначала, но стоило нам выехать на дорогу, как на нас набрасывались жаждущие крови комары. Через два дня мои ягодицы походили на топографическую карту Афганистана.

Когда мы оставили позади последнее деревце и въехали в Заполярье, солнце перестало садиться, и один день ничем не отличался от другого. Каждое утро, атакуемые тучами комаров, мы рекордными темпами убирали палатки и устремлялись на север. Мы проводили в пути по шесть – восемь часов в день. Каждый раз, когда мимо проносился восемнадцатиколесный грузовой трейлер, на гравийной дороге поднималась такая пылища, что приходилось закрывать глаза (поскольку Далтон-хайвей был единственным связующим звеном между Фэрбенксом и Прудхоу-Бей, где начинается Трансаляскинский нефтепровод, происходило это в среднем каждые восемь минут). Затем, неотвязно преследуемые комарами, мы ставили палатки и ныряли под полог.

В день, когда мы наконец приехали в Дохлую Лошадь, дождь лил как из ведра. Это, вероятно, было наименее привлекательное место на всем материке – холодное, ветреное, серое, без единого деревца, зато со множеством труб, тракторов, трейлеров, грузоподъемников и нефтекачалок. Но мне оно понравилось – прежде всего, потому, что давало приют огромному числу мускулистых нефтяников. Соотношение мужчин и женщин в нем было 980 к 1. Бродя по коридорам мотеля, представлявшего собой дюжину составленных вместе автоприцепов, я думала о том, что, если бы пожелала, здесь можно было бы быстро покончить с темной полосой. Увы, за то время, что мы там оставались, я едва успела постирать и немного поспать.

Короче говоря, «Тур боли» добавил моему тысячедневному юбилею должную долю страдания. После этого я полетела в Ном, и уже оттуда мы отправились в поселок бухты Провидения. В 956-страничном путеводителе по России не содержалось ни единого упоминания об этом месте. На сайте же в Интернете поездка описывалась в самых общих чертах. Говорилось лишь, что это самый восточный российский порт и что там мы «встретимся с местными жителями».

Когда на девятиместном вертолете мы прибыли в поселок, то первым сюрпризом стало то, что никаких местных жителей не увидели. После окончания «холодной войны» почти все они улетели на «большую землю», военные уехали, не забрав с собой технику, и постепенно поселение стало превращаться в руины. Нам говорили, что тысячи полторы жителей (вместо прежних пяти) там все-таки осталось, но место казалось вымершим, как декорация к «Безумному Максу».