подступивших слёз, — хотя спасибо, от твоих слов мне полегчало. Но ты прав, я сама всё понимаю.

— Какие ещё тебя тревожат мысли? — спросил Ен.

А я подумала и решила не нагнетать. Впереди у нас только знакомство с его родителями, бал и три месяца учёбы. Какой смысл паниковать сейчас? Тем более изменить вчерашнее невозможно. Ритуал уже не отменить.

— Понравится ли твоей маме моё платье? И как мне вообще с твоими родителями себя вести? — вместо настоящих тревог выдала я ерундовые. — Побольше молчать и только отвечать на вопросы или блистать эрудицией?

— Быть собой. Тебе просто надо быть собой, Алиса, — ответил Ен, и дальше, весь остаток завтрака, мы болтали о всяких пустяках вроде этикета.

До обеда разошлись по государственным делам, а после отправились собираться в академию. Начало приёма объявили на четыре, у меня оставалось всего два часа на сборы. Никогда раньше я не думала, что это так мало. А сейчас то прядь не так лежала, то блеск для губ слишком блестел. И всё казалось, что я ничего не успеваю.

Так бы я и доводила внешность до совершенства, не жалея сил и времени, если бы за мной не явился Ен.

— Всё, ты лучше всех, идём уже, карета подана, — заявил он и, отобрав у меня пуховку, насильно вывел в коридор.

Специально для бала, чтобы мои драгоценные ноженьки не устали, а платье не запылилось, наши мастера построили самоходную карету. Ну как самоходную… Толкали её наши маги-воздушники, засевшие на крыше. Да и каретой деревянный короб с лавкой я бы не назвала. Но, как говорится, лучше плохо ехать, чем хорошо идти.

К выходу из лабиринта мы прибыли чистые и полные сил. Сегодня рыночную площадь опять преобразовали в главную академическую и устелили ковровыми дорожками. И студенты снова выстроились за ограждениями, сменив наряды торговцев и мастеров на праздничные одежды.

Но только в этот раз они ждали не нас, а более именитых гостей — родителей наследников, то есть своих правителей. Мы тоже их ждали у входа в академию. Весь курс, разделённый пополам, выстроился по обе стороны от ступеней, чтобы поприветствовать сильных мира сего.

А так как им хотелось видеть своих отпрысков, а не их теней, я с удовольствием спряталась за спину Ена и стояла тихонько, разглядывая мировых лидеров из-за его грозности. Это было грандиозное зрелище: с гимнами и салютами, с овациями и цветами — оно завораживало похлеще открытия Олимпийских игр. Нас, когда мы прибыли, так не приветствовали, но никто не роптал.

Я никогда не видела родителей Ена, не знала, как они выглядят, но когда император и императрица шагнули на площадь, сразу поняла, что это они. Чейен Блад очень похож на отца, только у девятисотлетнего дракона вторая ипостась настолько с ним срослась, что лоб, щёки и шея императора были покрыты синей перламутровой чешуёй, а лёгкая голубая дымка, которая будто обволакивала фигуру императора, ощущалась как неприступная стена, защищающая хозяина от любых воздействий. Мама Ена, высокая и стройная красавица, шла с мужем рука об руку. От неё Ен взял плавность движений и улыбку. Голубая дымка защищала её так же, как и императора. Видимо, так проявляется истинность у настоящих пар. У нас с наследником драконов, к сожалению, ничего подобного не было.

Императорская чета прибыла последней. Как только они поднялись по ступеням и вошли в холл, ректор сообщил:

— Все студенты обычных курсов свободны — сегодня у вас выходной. Наследники и тени, проходите в торгово-деловой центр. Мы подготовили отдельные кабинеты, где можно уединиться. У вас есть два часа до ужина для общения с семьями. После ужина бал. Желаю всем хорошего вечера.

Два часа провести с родителями Ена? Почему я узнаю это только сейчас? Я буду чувствовать себя не в своей тарелке! Какое жестокое испытание! Захотелось сбежать и спрятаться, чтобы хотя бы на часок сократить общение, но его грозность положил руку мне на поясницу, чтобы задать нужное направление. Естественно, я пошла.

— Ваша грозность, вы не будете против, если я засвидетельствую уважение вашим родителям? — внезапно раздался напевный голос птички-Кали слева.

— Ваше высочество, — кивнул ей Ен, приветствуя, — как я могу отказать?

— Я тоже хочу выразить почтение императору и императрице, — как из-под земли выросла Гурия с другой стороны. — Платье село великолепно, Санса.

Девушки кинули друг на друга ненавидящие взгляды, а я была готова их расцеловать. От моей ревности давно и следа не осталось. Я ведь точно знала, что Ен мой и только мой. А вот сокращение за их счёт времени пребывания наедине с родителями дракона — бесценный подарок. Вот бы ещё наследников десять-пятнадцать изъявили желание поздороваться с императорской четой. Какая была бы красота!

— И вам, ваше высочество, я препятствовать не могу, — холодно обронил Ен, даже не взглянув на Гурию.

Мы вошли в высокие двери торгово-делового центра вчетвером как раз вовремя, чтобы увидеть, как взлетают платформы и разлетаются по комнатам правители. Наследники и тени замерли, провожая их взглядами. Я никак не могла привыкнуть к местным укладам. Получается, это было сделано, чтобы запомнить, где искать своих. А кому запоминать нечего — не только родители Сансы приехать не смогли, — те собрались в кучку у противоположной от входа стены круглого зала и, скорее всего, обсуждали, чем занять ближайшие два часа. При взгляде на них меня посетила гениальная идея.

— Ен, — я потянула дракона за руку, чтобы немного отстал от принцесс и, встав на цыпочки, прошептала: — Поднимайтесь пока без меня. Девушки поздороваются, потом ты подготовишь родителей к сенсации, а через час к вам присоединюсь и я.

— Почему? — хмуро пробурчал дракон.

— Так будет лучше, — заверила, положив ему на грудь ладонь. Ещё и в глаза посмотрела ласково. — А я пойду потусуюсь с теми отщепенцами, к которым тоже не приехали. Вижу тень наших лисов. Думаю, мы с Соном Уном обработаем теней из других миров на предмет сотрудничества.

— Отпускать я тебя не хочу, но знаю, что ты будешь чувствовать себя несчастной, если я этого не сделаю, — проскрипел Ен, — так что иди. Но чтобы через час была в комнате четыреста четыре как гром после молнии.

Дракон был явно недоволен, но я ослепила его влюблённой улыбкой, и лицо его утратило львиную долю хмурости.

— Обещаю! — заверила я его диктаторство и поспешила к теням, пока не передумал.

Я понимала, что перед смертью не надышишься, но эта отсрочка подняла мне настроение. Я, улыбаясь, придумала кучу