Самое досадное заключалось в том, что у них действительно не было иного выхода. Леди Персивал не замедлила оповестить весь город об их случайном объятии в парке, и если бы Онория отказалась выйти замуж за маркиза, то безнадежно погубила бы и себя, и сестер. Любой скомпрометированный в глазах общества человек бросал грозную тень на репутацию родственников, если только они не были достаточно богатыми или не обладали неуязвимым положением. К сожалению, у ее сестер не было ни того, ни другого.

– Это будет грандиозная свадьба, правда? – в сотый раз спросила Порция.

– Нет, – мягко ответила Онория, которой меньше всего хотелось становиться женой человека, который женится на ней исключительно из чувства долга.

Она со стыдом вспомнила свой визит в Тремонт-Хаус. Не дождавшись, когда маркиз соизволит ее навестить, она не выдержала и сама отправилась к нему в сопровождении миссис Кембл, однако дворецкий сообщил ей, что хозяина нет дома.

Онория ему не поверила: было всего девять часов утра и скорее всего маркиз еще не вставал, но ей ничего не оставалось, как только оставить ему записку и ни с чем вернуться домой.

Тогда он даже не потрудился ответить. Онория беспокойно заерзала в кресле. В жизни она не чувствовала себя так тоскливо и безысходно. Утром ока отправила Тремонту еще одно письмо, в котором потребовала, чтобы он немедленно пришел к ней, и в противном случае пообещала снова явиться к нему в дом, где на этот раз ее не сможет остановить никакой дворецкий. Разумеется, он и это послание проигнорирует, но она хотя бы дала выход обуревавшим ее чувствам.

Внезапно дверь открылась, и в гостиную, сияя восторженной улыбкой, вошла миссис Кембл.

– О, мисс Онория, он приехал!

Ну вот, наконец-то! Испытывая одновременно огромное облегчение и невероятное раздражение, Онория встала и машинально расправила складки юбки. Только теперь она сообразила, что на ней все еще надето старое платье, хотя у нее уже появилось несколько новых...

Все в гостиной выжидательно смотрели на нее, поэтому она постаралась как можно спокойнее произнести:

– Пригласите его светлость пройти в гостиную.

Миссис Кембл поспешно бросилась исполнять распоряжение.

– Но мы тоже хотим его видеть! – воскликнула Порция.

– Да-да, – поддержала сестру Оливия. – Мы хотим приветствовать его в семье и...

– Онории необходимо поговорить с маркизом наедине, – мягко возразила Кассандра. – У них еще не было для этого времени с тех пор, как... – Она вдруг смутилась и неловко закончила: – Со времени их помолвки.

– Спасибо. – Онория встала и посмотрела на себя в зеркало, висевшее над камином. Волосы, конечно, были окончательно растрепаны, теперь никакие шпильки не помогут ей быстро привести себя в порядок.

Она со вздохом заправила несколько выбившихся локонов и через минуту уже стояла перед закрытой дверью в гостиную, покусывая пересохшие губы. Ей вдруг показалось, что стук ее сердца разносился по всему дому.

Собравшись с духом, она решительно открыла дверь: Маркус стоял посреди комнаты в плаще и со шляпой в руках.

Подняв на нее взгляд, он слегка поклонился:

– Доброе утро.

Онория вежливо присела в реверансе, тут же огорчившись тому, что он, судя по всему, не намеревался долго задерживаться.

– Доброе утро. Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?

Ее охватила досада на то, что она попусту тратит время, пытаясь соблюсти приличия, тогда как ей так много нужно ему сказать!

–Да, и погода сегодня прекрасная. Желаете поговорить о погоде?

– Нет, не стоит! – Она с силой прижала пальцы к вискам. – Простите, но мы с вами невольно оказались в таком сложном положении! Поверьте, я вовсе не хотела, чтобы все так случилось!

Маркиз молча изучал ее долгим, внимательным взглядом.

– Вы очень расстроены?

Онория смутилась:

– Разумеется! Я, как и вы, не хотела этого брака.

По лицу гостя проскользнуло выражение, которого она не поняла.

– Что ж, полагаю, теперь нам остается только смириться с неизбежным.

Онория невольно вздрогнула.

– Вероятно. – Она указала на кресла перед камином, но маркиз демонстративно повернулся к дивану.

– Пожалуй, лучше посидим здесь. Я хочу видеть ваше лицо.

Онория не стала возражать и последовала за ним к дивану, по-прежнему чувствуя себя весьма неловко. Помолчав, Маркус вдруг произнес:

– Вы что-то выглядите усталой. Что-нибудь случилось – я имею в виду, помимо этой досадной истории?

Досадная история? У Онории слезы подступили к глазам, но она кое-как заставила себя сдержаться.

– Да, я, наверное, устала. Я все время была здесь совершенно одна, не зная, как мне дальше быть.

– Я каждый день писал вам...

– По два предложения: «Вы желаете видеть на свадьбе орхидеи или лилии?» и «Какую церковь вы предпочитаете?» С вашей стороны это было очень любезно.

Маркиз нахмурился:

– Простите, если я сделал что-то не так, но меня действительно интересовали ваши пожелания.

– Поэтому-то вы и не появлялись целых четыре дня? С того кошмарного случая вы не провели со мной и десяти минут! – Тут Онория вдруг сообразила, что они еще не женаты, а она уже устраивает ему сцену, однако на душе у нее было так горько, так тяжело... Внезапно на нее нахлынули все переживания последних дней, на ее глазах заблестели слезы, губы задрожали, и лишь невероятное усилие воли позволяло ей удержаться от рыданий...

Увы, ее хватило ненадолго. Через мгновение слезы сами собой полились по ее щекам, и, спрятав лицо владони, Онория горько заплакала.

Придвинувшись к ней ближе, Маркус обнял ее и, крепко прижав к груди, стал ласково поглаживать по плечу.

Он никогда не думал, что ему придется жениться, исключительно чтобы избежать публичного скандала, но теперь, когда отступать было поздно, он в полной мере осознал свою вину. Близость Онории каким-то образом заставляла его пренебрегать свойственным ему здравым смыслом и осторожностью: именно поэтому все эти дни он старательно уклонялся от встреч, зная, что стоит ему снова оказаться рядом с ней, как он потеряет последние остатки самообладания. Это происходило с ним с самого начала их знакомства, только тогда он не отдавал себе в этом отчета. Между ними сразу возникла какая-то связь, взаимное притяжение, которые лишали его рассудительности и превращали в подобие обезумевшего от страсти глупого юнца. Разве не безумием было внезапное желание поцеловать Онорию в парке при таком стечении народа? Едва он подумал об этом, как с ужасом осознал, что, если бы ситуация повторилась, он поступил бы точно так же.

Напрасно Маркус терялся в догадках, пытаясь понять, как ему удалось дойти до такого идиотского состояния; ответ снова и снова ускользал от него. Куда девались его жизненный опыт и трезвый расчет? Неужели это Онория заставила его так измениться?