«Самоходчики» готовились еще старательнее: вываривали старые увольнительные, заполненные черными чернилами, в кипятке, а фиолетовые вытравливали хлоркой. Иногда переводили старую печать на чистую увольнительную с помощью вареного яйца, но это случалось очень редко по причине дефицита компонентов. Проще было сожрать яйцо, выданное на завтрак в воскресенье, а в самоход идти нелегалом, то есть без документов.

В целом противостояние продолжалось, а оно и не могло прекратиться – таковы были традиции; и не соблюсти их было невозможно – младшие курсы смотрели на нас. Сложнее было четвертому курсу – там почти весь взвод был женат. Но такие курсанты, как Боря Месяцев, продолжали никому не нужную, по сути, войну.

Сразу после возвращения из отпуска объявили прыжки. Прыгать зимой не сильно любили. Холода, пронизывающие ветры, глубокие сугробы превращали летнее удовольствие в настоящую пытку. Снег уже начал таять и лежал грубым настом.

Благо хоть укладка проводилась чаще всего в учебных корпусах, но бывала и на улице, на стадионе училища и на парашютно-десантном городке.

В этот раз прилетел Ан-12, даже по тем временам – старичок, но все-таки, в смысле покидания самолета, он был комфортнее Ила. Тряска, грохот дюраля и железа, негерметичный грузовой отсек – не в счет. Обошлось без происшествий за небольшим исключением.

Площадка приземления Секиотово представляла собой относительно небольшое по размерам поле, окруженное березовыми перелесками. Один из курсантов инженерного факультета приземлился возле одного из таких перелесков, а ветром основной купол его парашюта перекинуло через березу таким образом, что ствол ее оказался между строп. Упал и погас купол хорошо, а вот вернуть его обратно через верхушку дерева не представлялось возможным. Пришлось курсантам пару часов рубить ствол средней величины березки саперными лопатками.

Летом этого же года состоялись прыжки с Ан-2 в учебном центре Сельцы, но допущены к ним были только курсанты третьего и четвертого курсов и только девятой роты. Я сейчас точно не помню, но возможно, это стояло в программе обучения ВДП третьего курса и прыгал только наш взвод.

Прыжки предполагались без оружия и днем, но высота покидания самолета составляла всего шестьсот метров вместо обычных восьмисот. Видимо, командование решило создать нам, что называется, «условия, максимально приближенные к боевым». Площадкой приземления определили небольшое поле здесь же, возле полевого аэродрома учебного центра. Там была небольшая полоса поля, поросшего высокой травой и мелким кустарником, между взлетной полосой и сосновым перелеском.

Накануне силами нашего взвода эту площадку немного расчистили. Вооруженные саперными лопатами, мы несколько часов вырубали наиболее крупный кустарник и некоторые деревца посреди предполагаемой площадки приземления. Иными словами, полностью отработали подготовку площадки для приема парашютистов и грузов в тылу противника.

До того момента предстоящий прыжок с шестисот метров особых эмоций, отличных от «стандартного», не вызывал, хотя каждый из нас отдавал себе отчет в том, что в случае нештатной ситуации времени для того, чтобы раскрыть запасной парашют, оставалось не более нескольких секунд.

Эмоции возникли, когда я в ожидании команды встал в проеме двери, посмотрел вниз и обомлел – земля была настолько близкой, что казалось, высоты не хватит для раскрытия и основного парашюта, не говоря уже о «запаске». Это главный страх и враг парашютиста – малая высота.

Понятно, что это была только иллюзия, но страх оказался гораздо горячее, чем обычно. Впрочем, все преодолели его успешно и так же успешно приземлились на отведенном участке земли. Положительный момент имел место быть – до пункта сбора, он же пункт отправки, было рукой подать. Денежный эквивалент прыжка нас тоже не разочаровал.

Всего за годы учебы каждым из нас было совершено около тридцати прыжков с парашютом различной степени сложности. В активе были все виды самолетов военно-транспортной авиации, за исключением разве что вертолетов, пробел удалось восполнить уже в войсках. Прыжки днем и ночью с оружием, с грузовым контейнером также были нами освоены. Теперь еще добавился прыжок с минимально разрешенной высоты, при этом не с принудительным способом раскрытия, а с ручным.

Кроме того, освоили подготовку к десантированию – ПДММ (парашютно-десантный мягкий мешок), ПДУР-47 (парашютно-десантные универсальные ремни), то есть самое необходимое для обеспечения диверсионной работы. ПГС-500 (парашютно-грузовая система), позволявшая доставлять в тыл противника до полтонны груза, тоже входила в сферу изучения.

4-й взвод (1983 г.в.) на занятиях по ВДП. Швартовка ПДУР-47

Во время визита в училище начальника войск специального назначения ВС Кубы наш взвод даже участвовал в образцово-показательной швартовке.

Все это мы сдавали на экзаменах по ВДП. Во время заключительного экзамена мы решили выразить свою благодарность преподавателям кафедры ВДП. Там действительно были горячо уважаемые всем училищем офицеры. Среди них был до поры и отец будущего Героя России Жени Сергеева – полковник Георгий Сергеев, но к моменту нашего выпуска он уже уволился.

Благодарность удалось выразить весьма оригинальным способом. Накануне дня сдачи кто-то из наших сбегал в «шайбу» – пивной ларек почти под стенами училища, – закупил пива. Утром непосредственно перед экзаменом во время подготовки аудитории перелили его в два графина и поставили на стол. Когда Юра Козлов представлял взвод, полковник Азолин подозрительно покосился на графины и сурово спросил:

– Это что такое?

– Газировка! – бодро ответил наш замкомвзвода – он был готов к такому вопросу.

Азолин удовлетворенно кивнул, и экзамен начался. Материал мы всегда знали хорошо, и обычно в результате экзамена едва ли находилось три четверки – остальные «отлично». Так было и на этот раз. По окончании экзамена офицеры вышли из класса. Азолин сурово посмотрел и недовольно пробурчал: «Что они себе позволяют! Совсем обнаглели». Мы замерли. Полковник еще раз грозно окинул взглядом строй, потом неожиданно подмигнул и удалился. В руках он держал графин с недопитым пивом.

Праздник Победы в этом году в Рязани был торжественным. Основную его часть составлял грандиозный парад с участием всех частей и училищ гарнизона. Вполне возможно, что так было всегда, но девятая рота участвовала в нем первый и последний раз. Вначале несколько человек от нашего взвода, в том числе и я, были назначены линейными, то есть в нашу задачу входило по команде: «на одного линейного дистанции» более чем торжественным и парадным шагом выдвинуться вдоль трибуны, чтобы сыграть роль своего рода мерилом расстояний для идущих парадных подразделений. И нам пришлось самостоятельно – это невероятно! – заниматься самым нелюбимым делом – строевой подготовкой. По собственной инициативе несколько курсантов с нашего взвода выходили на плац и тренировались по нескольку часов в день. Самое обидное, что за несколько дней до начала нам отменили эту роль. Вероятно, из-за принадлежности к девятой роте. Однако тут же отобрали самых высоких курсантов для участия непосредственно в параде. Я при росте в один метр восемьдесят сантиметров оказался лишь в последней шеренге. Отдельной «коробкой» мы должны были нести флаги союзных республик.