– Ты меня поняла, – ледяным тоном повторила я. Нет, тут нет ошибки.

Генриета молча кивнула, сунула в бардачок мое свидетельство о разводе, с глаз долой и вдавила в пол педаль газа.

А я уже знала причину, по которой мы сейчас низко летели. Точнее очень прозрачно догадывалась. И от этого мою душу рвало на части. Макар просто выкинул из жизни не только меня, вот и весь ответ.

Я в очередной раз набрала номер теперь уже бывшего мужа. Ответом мне послужили лишь длинные гудки. Общаться с ним я не хотела совсем. Но сейчас, в его руках была судьба мальчика, за которого я готова была в пекло полезть. Нехотя набрала номер матери Макара. Она ответила сразу.

– Здравствуйте, я бы хотела поговорить с вашим сыном, – стараясь не дрожать голосом выдохнула в трубку.

– А его тут нет, детка. С тех пор как вы поселились в его доме, мать стала ему ненужна.

– Он сказал, что вам плохо. Я подумала… Передайте ему, если появится, что у его сына проблемы. Что он ему нужен.

– Знаете, мне вас жаль, – женщина на том конце провода не показалась мне сострадательной. По крайней мере ее голос звучал совсем равнодушно. – Жаль. И мальчика тоже. Макар не умеет быть постоянным. Он наигрывается быстро. У него есть только одна привязанность. Скорее всего он сейчас у Кэт. Она много лет терпит этого ходока, а он всегда возвращается к ней. Это неизбежно было. И ребенок этот… он не нужен ему. Вы ломаете жизнь и себе и мальчику и Макару. Оставьте его в покое.

Дослушивать я не стала. Бросила трубку.

Лешка сидел в кабинете директора – маленький и потерянный. Прижавшись к Ольге Константиновне, странно сегодня мягкой. Исчезло это противное выражение с ее лица, и женщина сразу стала миловидной.

Мне жутко захотелось прижать к себе моего испуганного мальчика, укрыть от всех бед, взъерошить льняные волосики на его макушке и пообещать, что все будет хорошо. Но сейчас я сама была не уверена в этом простом постулате, оказавшимся совсем неочевидным. Как там Лешка говорит? Не жили богато, не фиг начинать?

– Данька, – всхлипнул мальчик, уткнувшись носом в мой живот. – Ты не дурная. Это я виноват во всем. Хотел как лучше.

– Спокойно, мы все решим, – сама в свои слова не веря выдохнула я, поежившись под слишком пристальным взглядом Горгоны, который сейчас был совсем незлым. Скорее сочувствующий, жалеющий.

– Мальчика успокойте, – прокаркал брылястый мужик, сидящий за шикарным столом. Да уж, раньше директора школ жили гораздо скромнее, и не имели таких выражений лица, будто весь мир пал ниц к их ногам, обутым в ботинки из дорогой кожи. – Вы понимаете, что я вынужден исключить вопросного ребенка их этого учебного заведения? Нам не нужны проблемы. Я взял Алексея только из уважения к человеку, который за него хлопотал. Ребенок неблагополучный, опекуны оказались неблагонадежными. А у нас учатся дети из высшего общества. Что скажут достойные члены общества, узнав что за одной партой с их чадами сидел байстрючонок? Вы бросаете тень на доброе…

Лешка сник в моих объятиях. А мне на глаза начала опускаться красная пелена.

– Никто не может говорить о моем ребенке подобных гадостей, – прорычала, борясь с искрящимся вращением в глазах. Господи, да что со мной творится? Но полтора месяца совместной жизни с предателем, дали мне гораздо больше, чем даже я предполагала. – Камня на камне не оставлю от вашей богадельни. Мой мальчик на голову выше вас. А члены пусть гордятся, что Лешка сел за одну парту с их отпрысками. Он благороднее и судя по всему умнее многих из них, и вас, в том числе.

Я уставилась в брылястое лицо директора, хватающего воздух ртом, словно выбросившийся на сушу сом, и ощерилась в улыбке. Еще немного и я свалюсь на пол этого пафосного кабинета.

– Так, все, – перебила меня Ольга Константинолвана, поднявшись с насиженного места, – уважаемый, оставьте нас. Я должна побеседовать с госпожой Боярцевой.

– Это переходит все рамки… – взвился мордатый служитель науки. Черт, как его вообще допустили до работы с детьми? Ему бы в зоопарке носорогом работать. Там самое место.

– Вы не поняли. Это не просьба. Я служитель закона. И кабинет этот мне нужен не для послеобеденного чаепития, – улыбочка Горгоны, заигравшая на ее лице, немного остудила мою ярость. Точнее, настроение мое снова развернуло в сторону плаксивого дебилизма. – Своим неповиновением вы препятствуете моей работе? Я имею право открыть против вас сначала административное дело, а потом…

– Совсем обнаглели, я буду жаловаться. До верхов дойду. Превратили элитный лицей черте во что, – хрюкнул свиноподобный мужик и потопал к тяжелой двери, стоящей, наверняка, как вся Лехина предыдущая школа вместе с учительской месячной зарплатой.

Есть такие моменты, когда ты чувствуешь себя песчинкой в пустынной буре. Тебя вертит неодолимая сила, отбирает возможность сопротивляться. Крутит в завихрениях, и ты уже не осознаешь, где небо, где земля, и вообще, существует ли в реальности этот мир.

Сейчас я казалась себе такой маленько и незначительной песчинкой, которую затянуло в воронку ее собственной глупости и бессилия.

– Даная, послушайте, – Ольга Константиновна сунула мне в руки тяжелый стакан, до краев наполненный водой. Я жадно присосалась к подношению, больно ударившись зубами о край посудины. Осушила ее в два глотка и уже более осмысленно посмотрела на свою собеседницу. Лешка сидел на диване рядом и рассматривал узор на ковре, лежащем на полу. – Из вас выйдет прекрасная мать, когда-нибудь. А Лешка…

– Леша мой ребенок, – пролепетала я, – пожалуйста. Не отбирайте его у меня.

– Он не был вашим никогда, – мягко улыбнулась Горгона, взяв меня за руку. Черт, да не нужно мне ее участие. У меня мир рухнул, а эта женщина доламывает развалины, топчет своими дешевыми туфельками.

– Это я виноват, – снова хлюпнул носом Лешка. – Данька, я как лучше хотел. Ты мне помогла, я решил тебе добро вернуть. Думал, помогу тебе с работой, а потом расскажу правду, ты уйдешь и все. А не смог. Не смог, потому что размечтался. Мне показалось у нас семья настоящая. У меня такой никогда не было.