Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наблюдатели и разведчики знают тут все устройство оборонительной системы противника.
— Вот там у них офицерский КП… А в подвале — пулемет. В амбразуру видно, как они копошатся.
— Вчера шли по берегу два «тигра». Мы их подбили.
Через Неву стремительно чиркают трассирующие пули. И вновь неистребимые жадность и любопытство охватывают меня. Но уже темнеет, и разглядеть то, что мне нужно, трудно. Левее, в лесу, все время бьет артиллерия.
Совсем стемнело… Разводить огонь нельзя. Пью сырую воду, жую хлеб с куском давно опротивевшей пресной американской колбасы (консервы) и беседую с командиром роты пулеметчиков. Он из тех бойцов, которые дрались на пятачке, дрались яростно, смело… Их было сто семьдесят автоматчиков — в живых осталось семь человек.
23 июля 1943 года.
Занял место для наблюдения в дзоте на берегу. Влево от него открывается широкая панорама. Видимость средняя. Наблюдаю с раннего утра. За все время — ни единой живой души: все в земле, все укрыто. Наша артиллерия, «илы» и «катюши» обрабатывают лес у села Анненского. Черные клубы дыма, клочья взлетающей земли. Мне кажется, что для пролома тройной линии обороны этот огонь и заходы небольших групп «илов» недостаточны.
Все время строчат немецкие пулеметы. Очевидно, огневые точки не подавлены. Вчера наши разведчики проникли до руин церкви села Анненского.
Нахожусь на перед[овом] корректировочном посту. «Илы», заходя над участками противника, сначала разряжают ресы, которые с дымком вылетают из-под плоскостей, потом доносится звук, похожий на звериное чиханье, после чего «илы» идут в пике и из-под плоскостей бьет пламя автоматических пушек. Все это длится несколько секунд. У немцев одиночная бесцельная стрельба по самолетам. Бьют со скрипучим ревом «катюши», а в лесу, за Невой, — гулкие частые разрывы наших реактивных снарядов. Доносится рев шестиствольных немецких минометов, их залпы ложатся за лесом, частые разрывы, дыма не видно. Время от времени щелкают пули — по любопытным, высунувшимся из окопов.
3 часа дня. Не отрываясь от бинокля, обшариваю весь участок немецкого берега. На солнце резко выделяются скелеты зданий. Кое-где видны холмики — огневые точки…
Со второй половины дня пулеметная стрельба в лесу стала отчетливей; потом она опять заглохла. Сейчас хорошо различимы звуки и наших и немецких пулеметов.
Пошел по окопам на левый фланг. Там пункт Ладожской военной флотилии — для координации действий десанта и артиллерийского обеспечения… Поговорил с бойцами. Хорошие ребята!
Час за часом продолжается обстрел, заходы «илов».
К вечеру мне передали телефонограмму с вызовом в Ленинград: надо выступать в День флота, а я хотел бы остаться здесь…
24 июля 1943 года.
Утром написал листовку для политотдела бригады: «Каким должен быть образцовый гвардии сержант»; дал заметку в газету бригады.
На трамвае № 12 еду с Охтинского кольца в город. Молчаливые пассажиры — преимущественно женщины. Вагон идет по Рождественским, петляет и выходит, мимо Греческой церкви, к Невскому.
Саперы и моряки строят новые дзоты: один у руин Знаменской церкви, другой — около Аничкова дворца.
Серость, хмурость, пустынность Невского проспекта вызывают во мне щемящее чувство боли…
Приезжие говорят: «Ваш город цел…», — но когда они внимательно вглядываются, то постепенно, различая дома живые от мертвых, начинают понимать меру разрушений и бедствий…
У себя в Пубалте… Зашел во 2-й отдел. Узнал некоторые подробности: наступление разработано на широком фронте «демонстративными» (ложными) ударами. Наш удар 22-го — один из таких, поэтому продвижение пехоты было ограничено, но действия артиллерии свою роль сыграли и пользу принесли. Главные наши силы — ударные и танковые дивизии — наготове, ждут приказа…
Сейчас, когда я пишу эти строки, кипит артиллерийский огонь на южных окраинах Ленинграда. Говорят, что наши с утра наступают на участке Урицка…
Беспрерывные артобстрелы… Немцы злобствуют и бьют час за часом, по площадям. Снаряд попал в трамвай на Литейном мосту — много жертв.
А в городе, несмотря ни на что, своя упорная жизнь. Люди работают, ухаживают за огородами. Наличие собственных овощей уже несколько подкрепило их здоровье…
В народе говорят: «15 сентября — мир». Откуда эти слухи? Отчасти из немецких листовок… Гитлер усиливает свою пропаганду, но и это уже ему не сможет помочь… Фашисты! Вон с нашей земли ко всем чертям!..
Принялся за дела. Написал в «Ленинградскую правду» очерк о батарее Лезотова… В Москву не успел отправить материал.
В 7 часов должен был ехать в ДКФ на большой флотский вечер, но из-за сильного обстрела его отменили.
Пубалт вручил мне посылку-подарок: водка, вино, печенье, конфеты, протухшая колбаса, масло… Посидели с С.К., выпили по два-три стаканчика. (Грохот — разрывы…) Делюсь с ней впечатлениями.
Мысленно я еще на батарее, на Неве и… в будущем.
Радио выстукивает тревогу: «Район подвергается артобстрелу», — а хочется послушать последние известия. Неожиданно — пауза, после которой включается радиопередача: приказ Сталина, сжатый, фактографический. Это ответ на вопли и призывы Гитлера к «последнему, решающему наступлению». Гитлер хочет развязки, он ее получит!
5 июля противник бросил в наступление — с целью окружить наши армии на Курском выступе — тридцать восемь дивизий… 23 июля Красная Армия подводит итог: убито более 70 000 немецких солдат и офицеров, уничтожено и подбито 2900 танков, 1392 самолета… Фронт немцев прорван. План их летнего наступления нужно считать полностью провалившимся.
Быстрота и решительность нашей операции, ее итог будут иметь огромные последствия. Ну а что же союзники? Вновь и вновь задаю себе вопрос: в чем (для нас) заключается проблема второго фронта? Думаю, что это стремление сберечь силы и кровь народа, это желание ясности и мира, это желание выяснить толком, возможен ли серьезный компромисс с Англией, США и другими странами, а этих «других» — уйма. (Без компромисса мы назавтра опять должны будем запрячься в ярмо третьей мировой войны.) Но пока ответов нет, союзники уклончивы, неторопливы…