Перепуганный насмерть Холлиз только отчаянно мотал головой, не в силах вымолвить ни слова.

– Старик Хансингер велел убить его! Слышишь, Холлиз? Он и тебя убьет, если ты будешь вести себя неосторожно. Ты думаешь, что он очень добрый, но тебе следует остерегаться его!

Холлиз всегда побаивался доктора Хансингера, хотя тот проявлял к нему внимание и заботу. У Холлиза никогда не было отца, он не помнил, что случилось с его матерью. Тетя Уайнона и Лютер утверждали, что им ничего не известно. Но люди говорили про Холлиза и Хансингера разные невероятные вещи. Они говорили также, что его мать умерла от стыда, потому что у Холлиза не было законного отца. Он знал о матери наверняка одно: что она была красивой миниатюрной женщиной с выразительными глазами, четко очерченным подбородком и длинными блестящими волосами.

Ходили слухи, будто настоящим отцом Холлиза был сам доктор Хансингер, но тетя Уайнона и Лютер строго-настрого запретили Холлизу задавать глупые вопросы на этот счет.

Хансингер был для Холлиза богом и дьяволом одновременно. Его следовало уважать, боготворить и… бояться.

Потом доктор попал в автокатастрофу. Он остался в живых, но больше никогда не выходил из своего дома на ранчо. Однако Холлизу казалось, будто Хансингер по-прежнему остается в курсе всех событий в округе и в какой-то степени держит ситуацию под контролем.

Все смешалось в голове несчастного Холлиза, и в ту роковую ночь, когда мертвая девушка действительно вернулась, он не нашел ничего лучшего, чем бежать от всех, чтобы никто не мог его найти.

Холлиз не пошел к тому месту, где был когда-то его родной дом, потому что понимал – именно там его будут искать в первую очередь. Он нашел другое потайное место, о котором вряд ли знал кто-нибудь, кроме него самого и Лютера.

Из своего убежища Холлиз выходил только по ночам, но и так покойница умудрилась послать ему знак предостережения. В лесу он нашел труп белой собаки на сносях. Холлиз похоронил ее, хотя копать каменистую землю было очень нелегко, и даже прочитал над ее могилой заупокойную молитву.

Потом снова вернулся в свое потайное убежище. Когда-то это место имело два входа, но теперь остался только один, найти который непосвященному человеку было бы крайне трудно. Внутри было темно, но Холлиз принес с собой свечи. Он зажег их и расставил вдоль низких стен сделанные им самим рисунки мертвой девушки. Холлиз создавал подобие алтаря, надеясь этим спасти свою душу и душу покойницы от адского пламени.

В Новом Орлеане было по-настоящему жарко.

– Может, остановимся в гостинице “Виндзор-Корт”? – предложил Тернер.

Однако Джей выбрала гораздо более дешевую гостиницу, которая была ей по карману, а к тому же заказала отдельный номер и сама заплатила за него.

Тернер не стал настаивать на другом варианте, хотя соблазн был велик. Поразмыслив, он решил, что лучше позволить Джей делать все так, как она того хочет.

– Ты слишком напряжена, – заметил он, массируя основание ее шеи. Это движение напомнило Джей забытые эмоции: именно так делал Патрик, когда она сильно уставала или нервничала.

– Послушай, тут рядом есть небольшой парк, – сказал Тернер. – Почему бы нам не прогуляться?

Они медленно шли по тенистой стороне улицы, и Джей наслаждалась ароматами южного апреля. Устав от бесконечных переездов из города в город, она хотела лишь покоя и красоты природы.

В Кодоре наступил мягкий прохладный вечер.

Из-за поворота показался джип Эдона. Лабони прислонился к своей машине, ожидая, когда Эдон подъедет к условленному месту встречи, и ковыряя в зубах пластиковой зубочисткой.

Эдон выглядел злым и усталым. Лабони не без удовольствия отметил, что в последнее время он всегда выглядит усталым и мрачным. Сдает мужик! Власть уже не держится в его руках.

– Сначала ты упустил адвоката и бабу, теперь… – сердито начал Эдон уже на подходе к Лабони.

– Никуда эта парочка не денется. Они вернутся, – спокойно возразил Лабони. – Их вещи здесь, да и ее машина тоже.

– Одному Богу ведомо, где они сейчас и что делают, – проговорил Эдон. – Баба звонила миссис Долл, но не сказала, где она. Интересно, как их теперь найти?

– Ты же умный человек, – едва заметно улыбнулся Лабони. – Сделай так, чтобы они сами к тебе вернулись.

Недовольный сомнительным комплиментом насчет своего ума, Эдон пожал плечами.

– Ты должен был найти Холлиза. Почему ты не сделал этого?

– Леса в нашей местности большие, дремучие, – неопределенно ответил Лабони.

– А почему ты решил, что он именно здесь, в лесу?

– Ему негде больше быть.

– Тогда ищи получше, черт тебя побери! Неужели трое нормальных парней не могут найти одного дурака? Завтра же отправляйся на поиски вместе с помощниками!

– Не получится. Я использовал все отгулы, пора возвращаться на работу.

– Возьми бюллетень на несколько дней!

– Хорошо. Взять еще людей?

– Нет, не надо. Чем меньше людей знает об этом, тем лучше.

Лабони, наслаждавшийся беспомощностью шефа, словно невзначай обронил:

– Мы видели следы его присутствия в лесу.

– Что? – поднял голову Эдон.

– Он бродит где-то возле ранчо.

– Возле ранчо?

– Кто-нибудь на днях пристрелил собаку?

– Да, Феликс стрелял в какую-то дворнягу.

– Большая белая суха?

– Да.

– И что он потом сделал с трупом?

– Оттащил в лес, что же еще! – воскликнул Эдон, теряя терпение и не совсем понимая, в чем дело.

– Кто-то похоронил ее, – сказал Лабони. – Честь по чести, и даже соорудил каменное надгробие. Свити нашла эту, с позволения сказать, могилу.

– О Боже! – с отвращением ахнул Эдон.

– Поскольку ни один нормальный человек не стал бы этого делать, подозрения падают на Холлиза. Только он мог положить на могилу собаки цветы и… крест, сделанный из веточек.

Лабони порылся в нагрудном кармане и достал оттуда что-то, завернутое в белый носовой платок. Это оказался умело сделанный крестик из обструганных карманным ножом веточек.

– Мы нашли это захоронение совсем недалеко от твоего дома, Эдон, приблизительно в полумиле. Думаю, он наблюдает за тобой.

Эти слова подействовали на Эдона словно удар хлыстом.

– Наблюдает? Зачем?

– Может, боится тебя и хочет знать, что ты делаешь.

– Вот сукин сын! Чертов болван! Вы обыскали это место?