Постепенно шум дождя стал глуше. Погромыхивало уже где-то вдали. Посветлело. Музейный садик, отмытый до блеска, благоухал свежестью. Чуть покачивались тяжелые мокрые ветки бузины и шиповника, стряхивая с себя дождевые капли. На минуту выглянуло малиновое закатное солнце – и сад вспыхнул алмазной россыпью – и сразу же накатили сумерки.

Марина нерешительно подошла к двери и остановилась. Ей страшно хотелось выйти из кабинета и побродить по пустым музейным комнатам. Она подумала: наверное, когда рядом нет людей, экспонаты живут своей собственной таинственной жизнью. Они принадлежали когда-то неизвестным людям, до сих пор помнят своих хозяев и, быть может, терпеливо ждут, что те когда-нибудь вернутся…

Марина положила ладонь на ручку двери и тихонько нажала. Все по-прежнему было тихо, сигнализация не сработала. Марина прошла по широкому темному коридору в зал с коллекцией Рунге. В зале было светлее из-за высоких, до потолка, окон. Полупрозрачные кремовые занавески рассеивали сумеречный свет и окрашивали его в мягкие желтоватые тона. Слабо блестел навощенный паркет. Полная значения тишина стояла вокруг.

Марина подошла к картинам. Девушка в пальто, отороченном соболем, с розой на груди… Даже в Колькином исполнении она была прекрасна. Чуть склонив голову к плечу, она без улыбки, серьезно смотрела на Марину. Широкие поля шляпы обрамляли нежное лицо. Глухие сизо-зеленые тона словно взрывались красной розой у нее на груди. Раньше роза казалась Марине кричащей, но сейчас она поняла, что именно цветок делает девушку живой и удивительно женственной. Она подумала, что Колька не такой уж мазила, если сумел сотворить такое. Эту картину она повесит у себя в спальне. А Колька пусть напишет ее, Марины, портрет в серо-зеленой гамме, и непременно с розой на груди. Она будет смотреть с портрета задумчиво и печально… А картину назовет «Девушка с розой».

…Марина как привидение бродила по музейным залам до темноты. Она ходила босиком, ощущая гладкий прохладный пол. Вещи впустили ее в свой мир, и ей казалось, она слышит их голоса. Они говорили на разных языках и, тем не менее, понимали друг друга. Она слышала высокий, щебечущий по-птичьи китайский, грассирующий французский, отрывистый немецкий, неторопливый старомодный русский, мелодичный украинский… От непонятной светлой печали слезы навернулись у нее на глаза. Она знала, что переживает сейчас удивительное состояние единения со временем и связь с теми, кто ушел и растворился в нем, и теми, кто только готовится войти в него. Ей казалось, она видит гигантские песочные часы и слышит, как с легким шелестом, неотвратимо и бесстрастно, сыплется мелкий белый песок из верхнего сосуда в нижний. Это было замечательно и немного печально…

* * *

Марина безмятежно проспала на старом диванчике в своем кабинете до самого утра. Окно в сад было открыто, и ее разбудили голоса птиц. Она поежилась от утренней свежести и натянула на плечи ветхий плед. Подумала, что пора вставать, чтобы до прихода сотрудников закончить дело, но вставать не хотелось. Хотелось кофе, а потом снова на целый день в садик. И чтобы ни гада Кольки, ни других людей вокруг…

Удивительно, но за все это время Марина почти не вспоминала о муже. И мысль, что ее, возможно, ищут, тоже не приходила ей в голову. Возмущение от мерзкого поступка Ромы и Кольки улеглось. Она уже не знала, кто из всей троицы поступил хуже. Колька, скопировавший «Девушку с розой», Рома ли, который предложил подменить оригиналы и вывезти их в Америку, или Рунге-младший, который собирался проделать то же самое с ее помощью. Она смутно подозревала, что идейным руководителем предприятия был Мыльников, узнавший от Рунге о подлинной ценности картин, а Кольке, скорее всего, хотелось потягаться с неизвестным мастером. Муж не особенно умен, вечный пацан! Около месяца назад он ни с того ни с сего предложил подправить рамы и потащил картины в реставрационную мастерскую музея, там и поменял их местами. Оригинал вынес, а копию вернул в коллекцию. Марина, внезапно прозрев, вспоминала бегающие Колькины глаза, какую-то необычную суетливость, цветы, которые он принес ей… А ведь она верила ему! Если бы ей сказали, что Колька вор и преступник, она бы с пеной у рта бросилась защищать мужа. А он действительно вор и преступник. Никому нельзя верить, думала Марина печально. От ее вчерашнего радужного настроения не осталось и следа. Она чувствовала себя столетней старухой, лишенной иллюзий. Старуха, лишенная иллюзий! Если бы Валера пригласил ее в ресторан не позавчера, а завтра, например, то «Девушка с розой» сегодня благополучно улетела бы в Америку… Интересно, пришло ей в голову, а Эрик тоже замешан? Или он лишь «ракета-носитель»? Знал ли он, что одна картина бесценна?

А Рома Мыльников? Ее дружок, мозговой центр аферы! Ворюги! А Валера Рунге! Не только ворюга, но еще и инфернальный психопат с кладбищенскими настроениями. Одни монстры вокруг. Как жить дальше? Да она всю оставшуюся жизнь будет смотреть на окружающих как на преступников.

…Она наконец поднялась с дивана, сложила плед, умылась. Затем сняла с плечиков выстиранное под краном вечернее платье и оделась. Неуместно для работы, конечно, но делать было нечего. Невеста! Марина хмыкнула. Дурища! Так и надо, подумала она горько. Любить надо, а разве она любит Валеру? Не любит. Блеск чужой жизни поманил. Легкомысленная девушка, полетевшая на фальшивый огонь, ничего общего не имела с Мариной настоящей, серьезной и умудренной.

…Она принесла из зала копию «Девушки с розой». Освободила холст из рамы, свернула в рулон и запихнула под диван. Подняла с пола оригинал. Внимательно рассмотрела и осталась довольна – краска смылась хорошо, даже следов не осталось. О том, что произошло, будет знать только она, Марина. Она ухмыльнулась, представив себе недоумение Ромы и Кольки, когда «афера» откроется. Она их «сделала»! Губы раскатали, жулье!

Теперь нужно выбрать в запаснике какую-нибудь Колькину мазню, оставшуюся после краеведческой выставки «Люби и помни свой край», и вставить в раму. В девять утра придут сотрудники, и она сделает вид, будто только что появилась.

В десять Мыльников заберет картины и сертификаты, а в четыре Эрик отправится с ними за океан.

«Надеюсь, он не обнаружит, что картина другая, – подумала Марина, – Колькины пейзажи все одинаковы».

Она вставила оригинал в раму и понесла в зал… Девушка с розой смотрела на Марину, и в ее взгляде чудилась благодарность.

«Я так устала, – жаловалась девушка. – Меня часто продавали и предавали… Ты спасла меня. Спасибо!»

«Меня тоже предали, – отвечала ей Марина. – Я не знаю, как жить дальше».

«Все пройдет, – мудро сказала ей девушка. – Все в конце концов проходит. Пойди и купи себе белую шляпу с полями. Я всегда мечтала о такой! Не забудь красную розу. Это символ!»

«Символ?»

«Да! Красная роза – это любовь. И жизнь. Пока у тебя есть красная роза, все впереди!»

«А белая шляпа… Думаешь, поможет?» – сомневалась Марина.

«Спрашиваешь! – улыбалась девушка кончиками губ. – Конечно, поможет. Только это и помогает, поверь!»

Заслышав голоса сотрудников музея, Марина усилием воли заставила себя вернуться в кабинет.