Сердце забилось сильнее.

Молодой человек взглянул на нее удивленно, но ничего не сказал. Он слышал каждый удар лучше, чем она сама.

— Разве в Англии не двадцать пятого декабря отмечают Рождество? — Тут же придумалась тема разговора.

— О, это как раз одно из мытарств! Праздность! — Вильям пренебрежительно фыркнул. — Свое католическое Рождество мы уже отметили. Петербургский бал в ночь с шестого на седьмое января устраивают каждый год, это событие! Вампирам нет дела до религии. Смертные говаривают: жизнь слишком коротка, чтобы в чем-то себе отказывать. У нас же она слишком длинна. А крайности из ряда: никогда — всегда, черное — белое, длинна — коротка — имеют общий знаменатель, Вы пробуете жизнь во всех ее проявлениях, потому что боитесь чего-то не успеть. Мы же от безысходности, скуки, ведь у бесконечности нет ограничений!

Катя поддела сапогом снег и, лукаво поглядев на молодого человека, полюбопытствовала:

— А ты делал когда-нибудь что-то очень-очень дурное?

Вильям изумленно вскинул брови:

— Что-то, еще хуже истребления животных?

— Да… — кивнула она. — Нечто страшное.

— Я разворовывал монастыри, — мрачно напомнил он. — Это страшно. Не так, как оказаться перед лицом реальной опасности, например перед диким зверем или человеком с оружием… По-другому. Есть грешки, которые легко себе простить и забыть о них, а есть преступление против самого себя. Раз переступишь через собственные глубочайшие убеждения, а потом можно всю жизнь вздрагивать от каждого шороха в ожидании кары. Знаешь, обычно страшна не казнь, а ночь перед ней.

Катя пожалела, что спросила. От его слов стало грустно. Она многое знала об угрызениях совести и вере, сломанной собственноручно, а затем выстроенной заново, точно дом, кирпичик за кирпичиком по написанной кем-то инструкции.

Сухой холодный воздух врывался в ноздри и струйками проникал внутрь, оставляя за собой ледяной шлейф. Кустики дрожали под снегом, когда девушка касалась их рукой в перчатке. Белые хлопья тихо соскальзывали с голых веток, рассыпаясь по земле.

— Как поживает Анжелика? — спросила Катя, устав от молчания.

— Рвет и мечет, — хмыкнул Вильям.

— А почему?

— Первым красавицам по статусу положено обладать скверным характером.

— Лайонела это устраивает? — Катя затаила дыхание.

— Я как-то не интересовался у него. — В голосе молодого человека проскользнуло раздражение. — Женщины его интересуют лишь как приложение к постельному белью. Такой ответ подойдет? — Он посмотрел на нее в упор.

Девушка не выдержала взгляда и, отведя глаза, пробормотала:

— Я просто так спросила…

— Прости, — вздохнул Вильям и признался: — Когда ты говоришь о нем, я начинаю сомневаться…

Ей не нужно было объяснять про сомнения, она сама испытывала их, когда перед глазами вдруг возникал прекрасный образ Лайонела, а тело точно пламенем обдавало. Никак не удавалось стереть из памяти ледяные глаза, завораживающую улыбку, звучание голоса. Все это рождало в голове мысли, от которых хотелось заковать себя в железный ящик, лишь бы никто и никогда не узнал, о чем она думает.

«Это временное помутнение рассудка, мираж посреди пустыни, соблазн, ведущий в пропасть», — твердила девушка про себя. Только мысли убедить не удавалось, они играли с ней в пятнашки — уворачивались, разбегались и дразнились.

Молодые люди вышли из парка, перешли дорогу и углубились в березовую аллею.

— Увидимся завтра? Хочешь, сходим куда-нибудь? — предложил Вильям, пропуская девушку вперед по тропинке, ведущей во двор.

— Конечно, — согласилась Катя.

Молодой человек открыл перед ней дверь парадной, но сам следом не вошел — остался на крыльце. В желтом свете фонаря его лицо было белым как снег, а изумрудные глаза таинственно поблескивали.

— Доброй ночи, — пожелал Вильям.

Девушка нерешительно кивнула. Ей хотелось, чтобы он ее поцеловал. И тогда мысли о его расчетливом брате наверняка бы испарились. Но молодой человек прибавил лишь: «Сладких снов», — и зашагал прочь.

— Он же джентльмен, — усмехнулась Катя, поднимаясь по лестнице. — А джентльмены не лезут целоваться у подъезда, даже на сто первом свидании…

Родители уже спали, когда она вором проскользнула в квартиру. Девушка разделась, сходила в ванну, а когда вошла в комнату и включила свет, увидела на кровати длинный черный чехол для одежды.

Мама любила покупать что-нибудь из одежды, не удосуживаясь спрашивать, по вкусу ее дары кому-нибудь или нет.

Катя расстегнула молнию на чехле и с изумлением застыла. Внутри было вечернее платье из тончайшего шелка телесного цвета, расшитое блестками. Сверху лежал маленький белый конвертик. Девушка вынула из него карточку. С одной стороны был рисунок из библейского сюжета: Иисус на руках матери, а рядом ангел. С другой — на черном фоне текст, выдавленный золотыми буквами:

Приглашение

Рождественский бал

Время: 6 января, 22:00

Место: Оранжевый замок

В конверте лежал еще сложенный вдвое листок с одним лишь предложением, написанным черной ручкой: «В 21:00 у подъезда будет ждать машина».

* * *

Лайонел прошелся по гостиной и остановился перед решеткой. Волк лежал с закрытыми глазами возле миски, наполненной мясом.

— Ты заболел? — поинтересовался молодой человек.

Йоро приоткрыл глаза, взглянул на него и снова закрыл.

— Понятно, кажется, в этом доме никто не хочет со мной разговаривать. Отлично!

В приоткрытую дверь просунулась лохматая голова Георгия.

— Дружище, я с тобой разговариваю.

— Приятная неожиданность, — улыбнулся Лайонел, жестом приглашая друга войти.

Георгий, облаченный в белый фрак, прикрыл за собой дверь и первым делом спросил:

— Ты не забыл, что через полчаса должен быть у Анжелики?

Лайонел рассеянно скользнул взглядом по золотой решетке.

Друг вздохнул.

— Все понятно… — Он уставился на волка и с прищуром уточнил: — Что ты сказал?

Йоро поднялся с пола, и в мгновение ока перед ними уже стоял мальчик.

— Лайонел был слишком занят, — произнес маленький оборотень, — он расставлял сети для девушки собственного брата.

Георгий заметно смутился, потупил глаза и, обронив: «Меня это не касается», отошел подальше от клетки.

Лайонел же засмеялся, а отсмеявшись, сделал резкий выпад и грубо схватил мальчика за руку. Тот негромко взвизгнул, но вырвать кисть или перевоплотиться попытки не сделал.