– Это хорошо, – снова кивнул Марк.

Они посмотрели друг на друга. Порция взяла его за руки и слегка сжала их. Марк почувствовал, как что-то надавило ему на ладонь. Потом Порция повернулась и убежала, смахивая слезинку.

Марк остановился у тяжелых ворот в ожидании, пока привратник их откроет. Бросив последний взгляд на убегающую Порцию, он покинул дом. За воротами он разжал ладонь и увидел тяжелое золотое кольцо. Рубин сверкал в оправе, как кровавая слеза.

Теперь, стоя на палубе корабля, Марк вспоминал эту сцену. Сквозь ткань туники он чувствовал цепочку на шее, с которой свешивалось кольцо. Хотя мысль, что он больше не увидит Порцию, печалила его, он знал, что их дружба никогда не переросла бы во что-то большее, чем тщательно хранимый секрет. «Все к лучшему», – нехотя подумал он.

– В чем дело, Марк?

Он повернулся и увидел Лупа. Тот стоял, широко расставив ноги и одной рукой ухватившись за веревку, чтобы не упасть на качающейся палубе.

– Ничего. – Марк с усилием улыбнулся ему. – Просто думаю.

– Ты должен радоваться. Ты возвращаешься в Грецию. Скоро мы найдем твою мать, вот увидишь.

Марк кивнул. Мальчики услышали стон и повернулись к другому борту. Фест стоял, перегнувшись через борт. Его рвало. Луп тихо засмеялся:

– Хотя бы один из нас будет рад, когда мы доберемся до берега. Кто бы подумал, что крепкий старина Фест превращается в ягненка, стоит ему ступить на палубу корабля?

Марк засмеялся, ласково глядя на товарища:

– Сегодня у тебя хорошее настроение.

– А почему я должен быть в плохом настроении? – ухмыльнулся Луп. – Я свободен. Впервые в жизни. Каждое утро я просыпаюсь с этой мыслью. В мире нет ничего лучше. – Он вдруг стал серьезным. – И за это я должен благодарить тебя.

Марку было приятно слышать такое. Хотя он предотвратил кровавую бойню, те, кого он спас, остались рабами. Один лишь Луп стал свободным. Впрочем, это только начало, сказал себе Марк. Один маленький шаг на пути к… чему? К более высокому предназначению? Может быть. Но сейчас лишь одно имело для него значение. Единственная цель, которая поддерживала его в школе Порцинона, на ужасных улицах Рима и в заснеженных, полных опасностей Апеннинах, – это жгучее желание освободить мать. Теперь это время настало.