обезумевшего от счастья зверя, потом отвлечь его предстоящей прогулкой, в общем минут через десять мы всей компанией загрузились в «Москвич» и поехали к трассе.

У дороги, обняв меня и чуть не уронив, Глаша, отводя в сторону повлажневшие глаза, сказала, что дождется, пока меня подберет попутка и отошла к «москвичу», со стоически молчащим Семеном. Через пять минут около меня остановилась белая «копейка», с пожилым аборигеном за рулем.

— Отец, до аэродрома добросишь?

— Три рубля.

— Садись.

Я свистнул бегающего в поле Демона, чтобы тут же услышать резкое:

— С собакой не возьму.

Понимая, что шансов найти альтернативу вредному деду у меня не много, я с улыбкой склонился к открытому окну машины:

— Давай за пять с собакой?

— В кабину не пущу, не проси.

— Давай пса в багажник?

Водитель повздыхал, потом махнул рукой:

— Ладно, уговорил.

Демон заскочил в пустой багажник и начал устраиваться поудобнее, после чего я захлопнул крышку, махнул отвернувшейся Глаше и стал забираться на заднее сидение. Сидя боком, вытянув загипсованную ногу, я долго видел тоненькую девичью фигурку, глядящую вслед машине.

Машина ровно гудела двигателем, убаюкивающе шурша покрышками по асфальту, я мотался на заднем сидении в неудобной позе, безуспешно борясь с подступающей со всех сторон дремой, когда машина, взвизгнув тормозами, встала колом. Я, мотнул головой, чуть не вывернув шею, и ошалело уставился в окно.

Мы въехали в какой-то поселок, прошли крутой поворот и почти уперлись в толпу людей, запрудивших дорогу. Впереди, поперек дороги, стоял перегородивший дорогу небольшой автобус с разбитым боковым окном и распахнутой настежь дверью, а возле борта машины кого-то старательно били и пинали. Судя по черной форме, били каких-то модных милиционеров.

Я встретился взглядом с водителем, чьи узкие от природы глаза почему-то округлились, как в анимэ:

— Урус, прячься на пол!

Какой-там прячься! До тонированных стекол еще лет десять, а пытаться прижаться к полу, извиваясь между узкими сидениями — это как щуке прятаться в маленьком аквариуме. Как говориться, жил грешно, а умер смешно.

— Отец, давай назад — я постарался пригнуться пониже.

— У куда назад!

Я оглянулся и тяжело вздохнул — в багажник нашей легковушки упиралась широкая морда грузовика с будкой.

Глядя на пару парней, что заинтересованно поглядывая на нас, не торопясь отделились от толпы, я начал судорожно рвать завязки рюкзака.

Меня спасло, что парни шли к нам, постоянно отвлекаясь на действо возле автобуса. Одного в черной форме пинками загнали под днище автобуса, и теперь старательно пытались вернуть обратно. Второго, высокого, прижав к борту и растянув руки в стороны, что-то орали в лицо, после чего, в перерывах, методично били по окровавленному лицо или в пах, очевидно, в целях лучшей усвояемости.

Мой водитель, круглыми глазами следя за процессом скоростной сборки автомата на заднем сидении его собственности, не выдержал видя вставляемого в горловину магазина, и что-то крикнув, выбежал из машины, даже не закрыв дверь. Бредущие ко мне парни, увидев это, заметно ускорились, а я, постанывая, перевернулся, и стал задом вперед выползать из салона. Почти сазу мне пришли на помощь, как морковку, вытянув из машины. Сильные руки развернули меня, две молодые физиономии расплылись в широких улыбках:

— О, урус….

Мы были снаряжены одинаково актуально для этого сезона. Только мой автомат был готов, а его «коротыш», небрежно висящий на плече, готов не был. Получив слабый, нанесенный с неудобного положения, но очень болезненный толчок стволом автомата в переносицу, мой оппонент закрылся ладонями и мучительно замычал. Второй подонок отпустил меня, так, что я чуть было не завалился на землю, и побежал к толпе, что-то крича. Я сорвал АКСУ с плеча парня, который он безропотно отдал, целиком погруженный в свою травму, и неловко, одной рукой, ударил аборигена металлическим прикладом по пальцам рук. Парень взвыл с новой силой, и побрел прочь от меня, ничего не видя и не соображая. Я выпустил из багажника беснующегося Демона, и отставив в сторону загипсованную ногу, начал изготавливаться к выполнению упражнения «стрельба в наклон, с опорой на крышу «Жигулей». Отстрелялся я хорошо. Восемь одиночных выстрелов, в быстром темпе выпущенных в крышу автобуса, бетонный блок у дороги, металлический павильон автобусной остановки, сопряженное с визгом рикошетов и зловещий вой Демона, вымела дорогу от всех посторонних. Через пару минут на дороге остались только лежащие у автобуса фигуры в грязно-черных комбинезонах. Я, перевесил свой автомат за спину, достал костыль и пошел к автобусу.

У зеленой туши автобуса, какого-то армянского производства валялись пара пустых ведер и густо пахло бензином. В высоком человеке, с трудом, с помощью рук, вставшим мне навстречу, я, с трудом, узнал лощеного капитана из восточносибирского ОМОНа, которого я, много дней назад, предупреждал о том, что нельзя отдавать оружие окруживших их толпе. Причем я узнал его по единственному не оторванному погону и пустым ножнам от штыка на поясе. Разбитое и заплывшее лицо капитана, наверное, сейчас бы не опознала и родная мама.

— Ты кто?

— Милиционер из Города, после ранения домой возвращаюсь. Что у вас случилось?

— Толпа остановила, автобус бензином облили и сказали, что подожгут, если оружие не сдадим.

— Понятно. Это, наверное, ваше? — я протянул офицеру «коротыш», который он схватил двумя руками, как самое дорогое в жизни. В это время из-под автобуса вылез еще один милиционер, самый ловкий или хитрый. Третий без движения лежал, в позе эмбриона, у наших ног, но судя по глухим стонам, был жив.

— Бля, это пиздец. Что сейчас делать? — казалось, что схватив автомат, капитан потратил на это последние силы, и сейчас он медленно сползал вниз, скользя спиной по кузову автобуса.

— Ты как? Идти можешь — я тронул за плечо самого хитрого, в позе бегуна, пробежавшего марафон, стоящего рядом.

— Нармально, не успели запинать, су-уки — сквозь сжатые губ зашипел он.

— Вон видишь «жигуленок» стоит заведенный, давай подъезжай, а то я с ногой до него идти буду полчаса, да поедем телефон искать. Вам надо срочно своих вызывать, пока ушедшее оружие не растащили. Приедут местные, перевернуть поселок не дадут, и все, уйдут стволы.

Командир омоновцев поднял на меня единственный открытый глаз, вспыхнувший внезапной надеждой6

— Саня, давай, делай.

Через десять минут мы с Саней, проехав по вымершим улочкам поселка, нашли сельсовет, молча забрали у дежурившей в вымершем помещении тетки телефон,