город земли, и каждое из действий его было ознаменовано подвигами блистательнейшей храбрости. Четырехкратно возобновляемое жестокое бомбардирование, коего огонь был справедливо адским, колебало стены наших твердынь, но не могло потрясти и умалить постоянного усердия защитников их. С неодолимым мужеством, с самоотвержением, достойным воинов-христиан, они поражали врагов или гибли, не помышляя о сдаче. Но есть невозможное и для героев. 27-го сего месяца, после отбития шести отчаянных приступов, неприятель успел овладеть важным Корниловским бастионом, и главнокомандующий крымской армией, щадя драгоценную своих сподвижников кровь, которая в сем положении была бы уже без пользы проливаема, решился перейти на Северную сторону города, оставив осаждающему неприятелю одни окровавленные развалины. Скорбя душою о потере столь доблестных воинов, принесших жизнь свою в жертву Отечеству, и с благоговением покоряясь судьбам Всевышнего, коему не угодно было венчать их подвиги полным успехом, Я признаю святою для себя обязанностью изъявить и в сем случае от имени Моего и всей России живейшую признательность храброму гарнизону севастопольскому, за неутомимые труды его, за кровь пролитую им в сей, почти целый год продолжавшейся, защите сооруженных им же в немногие дни укреплений. Ныне, войдя снова в ряды армий, сии испытанные герои, служа предметом общего уважения своих товарищей, явят, без сомнения, новые примеры тех же воинских доблестей. Вместе с ними и подобно им, все наши войска, с тою же беспредельной верой в Провидение, с той же пламенной любовью ко Мне и родному нашему краю, везде и всегда будут твердо встречать врагов, посягающих на святыни наши, на честь и целость Отечества, а имя Севастополя, столь многими страданиями купившего себе бессмертную славу, и имена защитников его пребудут вечно в памяти и сердцах всех русских, совокупно с именами героев, прославившихся на полях Полтавских и Бородинских».

Илл. 86 Уильям Симпсон. Внутри Николаевской батареи в Севастополе (фрагмент). 1856

Севастополь пал. Что дальше?

Итак, главная база русского Черноморского флота пала. Русские войска оставили Южную сторону города.

В Севастополь французы и англичане начали входить лишь 29 августа (10 сентября). Противник немедленно установил дальнобойную артиллерию, которая открыла огонь по оставшимся русским судам, и ночью 31 августа (12 сентября) с них были сняты орудия и боеприпасы, а сами корабли — 10 пароходов и один транспорт — подожжены и затоплены. Оборона крепости закончилась.

Это был поединок невиданной до этого напряженности. В течение его обороняющиеся выпустили 1 027 тыс. снарядов, союзники — 1 356 тыс.; русские израсходовали 16 560 тыс. патронов, союзники — 28 500 тыс.; союзники израсходовали 271 650 пудов пороха, русские — 160 000 пудов, за всё время осады на поле боя у нас выбыло из строя 102 669 чел., у противника — 54 000.

Несмотря на потрясшие воображение британских и французских политиков потери, это был крупный успех коалиции. Разрушенный Севастополь действительно представлял собой окровавленные развалины, но союзники сумели помародерствовать и там. Как всегда, на этом поприще прежде всего отличились французы. Как и в 1812 г. в Москве, они начали грабеж, но на этот раз грабеж руин и кладбищ. Была разграблена кладбищенская церковь, осквернены ее иконы. Французские пехотинцы вскрыли и ограбили даже могилы русских адмиралов, а колокол Свято-Николаевского Морского собора был вывезен как трофей и установлен в соборе Парижской Богоматери (украденный колокол был возвращен в 1913 г. президентом Франции как свидетельство русско-французской дружбы в новых внешнеполитических условиях).

Последним действием коалиции стала атака крепости Кинбурн. 7 октября из Балаклавы и Камышовой бухты вышло 40 французских и 50 английских судов вместе с десантом — 5500 англичан и 4000 французов. Эти силы были выделены против небольшого и слабого форта, расположенного на косе у входа в Днепровский лиман. Крепость была перестроена из старого турецкого укрепления в 1793 г. В мирное время здесь могли расположиться не более 400 чел. В форте имелось около 100 старых и не годных к стрельбе орудий, 78 18- и 24-фунтовых пушек и 10 мортир. Пушки, обращенные к морю, имели запас в 150, а к лиману — 120 зарядов. В погребах не хватало положенного запаса бомб и ядер. Гарнизон состоял из 37 офицеров и 1427 солдат, большая часть из которых была необученными новобранцами.

Здесь впервые на практике прошли испытания пять броненосных плавучих батарей, выстроенных по приказу Наполеона III. Первоначально предполагалось использовать их в действиях на Балтике, но потом они были направлены на Черное море. 15–16 октября около 90 кораблей союзников обстреливали Кинбурн с дальних дистанций, 17 октября в бой на ближней дистанции вступили французские броненосцы, против которых русская артиллерия была беспомощна. Три плавучие батареи — «Девастасьон», «Лав», «Тоннант» — подошли на 375 сажень, каждая стреляла из пятнадцати 19,5-дюймовых орудий. Русские комендоры добились не менее 135 попаданий в два бронированных корабля, но ядра не нанесли им почти никакого ущерба. Противник потерял двоих убитых и 25 раненых, гарнизон — 20 убитых и 60 раненых. Исчерпав возможности сопротивления, крепость сдалась.

Илл. 87 Малахов курган с остатками руинами круглой башни. 1855

Условия были почетными: офицерам сохранялось холодное оружие, коменданту при выходе из крепости отдавались воинские почести, женщин отпускали на родину. Тяжелораненые были доставлены морем в Одессу — по сложившейся традиции, союзники не оказали им никакой помощи. Так как комендант принял решение о сдаче самовольно, без созыва военного совета, то по возвращению из плена в марте 1856 г., он был отдан под суд и признан виновным. Никаких реальных последствий падение Кинбурна не имело, развивать свой успех в направлении Николаева на Буге или Симферополя англичане и французы не решились. Их попытки ограничились входом двух канонерских лодок в Бугский лиман. После обстрела русскими батареями и штуцерниками, они покинули его.

Реакция на падение Севастополя была болезненной. Впечатление было очень сильным — в Царском Селе солдаты и крестьяне плакали на улицах. «Самые черные слухи ходят о положении и расположении нашей армии, — отмечал сенатор К. Н. Лебедев, находившийся тогда в Москве. — Многие считают положение наше в Крыму невозможным. Многие ждут великих поражений до осени». Тем не менее, по донесениям австрийских дипломатов, в России после этого успеха союзников не последовало ни отчаяния, ни голосов, призывавших к миру любой ценой. Пелисье, после успеха под Севастополем, категорически не хотел рисковать своими лаврами и противился планам любого наступления вообще и удаления от морских берегов в частности. Имея в Крыму 200-тысячную армию, союзники по-прежнему контролировали лишь занимаемые их войсками позиции. Наиболее воинственно по-прежнему был настроен Лондон. В известном смысле эти настроения были неизбежны.

В Европе