Ахилл закрыл лицо руками, потом резко их отнял. В его глазах стояли слезы, но он этого не замечал, не то отвернулся бы, чтобы скрыть такую позорную слабость. Андромаха протянула руку и ласково коснулась его влажного от пота плеча. Ахилл вздрогнул.

– Я несу какой-то бред! Не слушайте меня!

– Тогда ты меня послушай, – произнес Гектор так же тихо, но очень твердо. – Я – совершенно взрослый человек, и достаточно много знаю и много пережил. Но и мне ты сумел за совсем короткое время дать столько, сколько не давали учившие меня мудрецы, мои воспитатели. И никто не сможет сделать твоего сына лучше, чем сделаешь ты! Столько доброты и совести, сколько заключает твоя душа, пускай и израненная войной, я не встречал никогда и ни в одном человеке.

Базилевс слушал, опустив голову, уже чувствуя, что предательская капля сползает от уголка его глаза на щеку. Он не знал, что ответить.

– Давай-ка я перечитаю письмо, – проговорил он, наконец, стараясь побороть невольное смущение и досаду. – Какой у тебя красивый почерк, Гектор! Даже на таком дрянном пергаменте и грубой тростинкой ты пишешь ровно и четко. Тем лучше – царь, конечно, узнает твою руку. И написано все, как нужно. Хорошо.

Он аккуратно свернул пергамент и встал.

– Пойду. Мне надо появиться в лагере. А завтра мы увидимся с Приамом, и начнутся переговоры.

– Ты завтра придешь? – спросила Андромаха, улыбнувшись.

– Приду, конечно. Я же должен рассказать вам о встрече с царем. Возможно, он тоже что-нибудь напишет для тебя, Гектор. Или что-то передаст. Да и еда у вас кончается. Так что приду. И... Мне теперь намного легче. Спасибо!

Последние слова он произнес, отвернувшись, уже пригибаясь, чтобы выйти из грота.

Спустя два дня царь Приам прислал к царю Агамемнону послов с богатыми дарами и с предложением начать переговоры о заключении мира. В послании к Атриду царь Трои писал, что готов теперь на самые тяжелые условия и хочет только сберечь жизнь и свободу своих подданных.

Агамемнон, даже после гибели Гектора не ожидавший такой уступчивости, растерялся. Послы прибыли открыто, и о предложении Приама нужно было известить всех.

На собрании царей голоса разделились: одни (как и сам Агамемнон) требовали осады, штурма, уничтожения Трои, другие, и их оказалось больше, настаивали на переговорах и спорили лишь о возможных размерах дани, которая (и это понимали все) могла быть просто колоссальной – истинных богатств Трои ахейцы не могли себе даже представить.

Спор решил голос Ахилла: мирмидонский базилевс заявил с твердостью и решимостью человека, давно все обдумавшего, что если есть возможность закончить войну, не проливая больше крови, то он категорически отказывается воевать дальше.

Атриды были в гневе, но продолжать спор стало совершенно бессмысленно. И троянские послы повезли своему царю письмо, в котором предлагалось назначить первую встречу и подумать о возможных размерах дани...

* * *

– Здесь приходится пропустить существенную часть повествования, – проговорил Александр Георгиевич, с сожалением перекладывая только что прочитанные листы на угол стола. – В этом месте рассказ нашего неизвестного автора прерывается: отсутствуют, судя по нумерации, целых четыре свитка.

– А окаянный турок говорил, что продал их до меня всего пять! – с досадой воскликнул Михаил. – Между тем, считая те пропуски, что были вначале, уже получается двенадцать!

Каверин усмехнулся.

– Турок, возможно, и шельмовал, стараясь представить свой «товар» целым и невредимым, точнее, почти целым. В любом случае, он свалял дурака настолько, что скажи ему кто об этом, бедный малый потерял бы рассудок. Я даже представить себе не могу, сколько по-настоящему стоит эта рукопись... А возможно, кстати, турок тут и ни при чем – свитки могли пропасть при каком-либо перемещении, перевозке. Ведь сундук-то, в котором они хранились, уж точно был не двенадцатого века до нашей эры. Так, Миша?

– Само собою! – Ларионов наморщился, вспоминая окованное железными полосами страшилище. – Ну, лет шестьсот ему есть.

– Всего-навсего! Однако я постарался восстановить хотя бы приблизительную последовательность событий в недостающем отрывке, – профессор потрогал очки, достал платок и осторожно потер им вспотевшую переносицу. – Итак, переговоры пошли, надо думать, полным ходом, когда вдруг в Трое нашелся предатель. Судя по дальнейшему тексту, это был какой-то жрец одного из троянских храмов, за чтото сильно обидевшийся на царя Приама. Он, видимо, тайно выбрался из Трои, пришел в лагерь ахейцев и рассказал Агамемнону о том, что существует потайной подземный ход, ведущий от храма, где он служил, за пределы города. Агамемнон решил этим немедленно воспользоваться, позабыв о данном им слове.

– Хор-роший царь! – вырвалось у Миши.

– Урод! – прошептала Аня, невольно резко повернувшись в кресле, так, что спящий Кузя едва не кувырнулся с ее колен и больно вцепился в них когтями, чего Аннушка в увлечении даже не заметила.

– Он и у Гомера, и во многих вариантах Троянского цикла фигура весьма противоречивая, – заметил профессор. – Из текста, прочтенного далее, следует, что было созвано собрание базилевсов, и почти все они одобрили план: ночью проникнуть в город и напасть на ничего не подозревающих троянцев. Против выступил, видимо, только Ахилл.

– И как он стал действовать? – Миша почувствовал, что волнуется совершенно так же, как в детстве, когда развивался острый сюжет кино-боевика, и напряжение нервов заставляло забыть, что происходящее на самом деле – вымысел, и ничего этого не было. Впрочем, на этот раз он не сомневался – это было, и именно так все происходило в XII веке до нашей эры, под стенами легендарной Трои.

– Ахилл поступил по логике своего характера, – Каверин поправил очки и снова взялся за листы перевода. – Он понял, что не может допустить такой подлости и такого грязного нарушения перемирия... А быть может, он уже был слишком духовно связан с Гектором, хотя сам еще не осознал, как они близки. Словом, он пошел в лесной грот, чтобы все открыть своему пленнику и вместе с ним решить, как и что делать...

Гектор и Андромаха выслушали рассказ базилевса в полном молчании.

Когда он остановился и перевел дыхание, у Гектора вырвались те же слова, что всю дорогу мучили Ахилла:

– Неужели все напрасно?! И война не закончится?..

– Боюсь, что так, – произнес Пелид, устало опускаясь на расстеленную возле очага овчину. – Так, значит, этот ваш перебежчик сказал правду? И ты знал об этом подземном ходе, Гектор?

– Конечно, знал, – троянец посмотрел ему в глаза и тут же отвел взгляд. – Теперь нет смысла лгать. О нем знают лишь очень немногие. Только приближенные царя и служители храма. Мы пользовались этим ходом в самых крайних случаях. Жители того пастушьего селения тоже ничего не знают – только двое старших пастухов, которые под страхом смерти запрещали остальным забираться в пещеру. Они говорили, что там живут лесные духи. Но ты... Ты ведь не хочешь, чтобы ахейцы нарушили перемирие и поступили так подло, да, Ахилл?