Я взглянула на Алекса, сидящего рядом со мной за столиком в ресторане. Космическая игла успела повернуться на триста шестьдесят градусов, и теперь мы могли видеть бухту Эллиот и выплывающий из гавани паром, направляющийся, возможно, на восток, к острову Бейнбридж. Алекс внимательно смотрел на меня, ожидая моего рассказа. Я не знала, хватит ли у меня смелости излить ему душу, но тем не менее я должна была попытаться. Я словно слышала голоса Джоани и доктора Эвинсона. И голоса Джеймса и Эллы тоже. Мне казалось, что они рядом с нами. Алекс по-прежнему терпеливо ждал.

Два года назад

Я сижу на кровати в нашем номере в гостинице «Уотербрук» и набираю текст на ноутбуке. Мне предстоит написать еще две сотни слов, и будет готов черновой вариант статьи, после чего я смогу немного расслабиться и отдохнуть, сняв накал этой деловой поездки. Джеймс и Элла вели себя просто как ангелы, уходя в пешие походы по туристическим тропам и развлекаясь разными другими способами, чтобы не мешать мне, пока я работала. «Санрайз» направил меня сюда, чтобы оценить возможности этой местности, которая становилась одним из самых популярных курортов для семейного отдыха на Восточном побережье. Изучив огромную территорию и красивейшие водопады, я решила, что курорт несомненно оправдает свою репутацию, и склонялась к тому, чтобы дать весьма лестный отзыв о нем в своей колонке.

Элла врывается в комнату и прыгает на кровать. Хвостики на голове сбились в сторону, и я их поправляю. Какие у нее темные шелковистые волосы! Настоящая итальянская красавица, как ее бабушка.

– Мамочка, – говорит она с улыбкой, демонстрируя дырку на месте выпавшего зуба. – Папа сказал, что мы можем пойти поесть мороженого.

– Правда? – Прошел лишь час после завтрака, и я слегка раздражена на Джеймса. Он слишком балует дочь и, похоже, что не собирается менять свои привычки. Мне это на самом деле нравится, хотя иногда я и чувствую, что мешаю им весело проводить время, будучи неисправимым скептиком, неизменно предпочитающим работу веселью. Я невольно вздыхаю. Ну и что с того, что он разрешает ребенку чаще есть мороженое, чем хотелось бы мне? В конечном счете я знаю, что Элла самая счастливая маленькая девочка на свете, потому что Джеймс – самый добрый папа, который выполняет любые ее капризы. И мне вовсе не хочется, чтобы было по-другому.

Элла принимается прыгать на кровати, сминая пышные оборки розовой юбочки.

– Хочу шоколадное, – заявляет она тоненьким голоском. – С сиропом.

Я сохраняю черновик статьи, который успела написать, а потом поворачиваюсь к ней.

– С сиропом?

Она дергает меня за руку.

– Мама, ну пожалуйста. Пойдем с нами.

Я качаю головой.

– Не могу. Мне надо закончить статью.

– Ну, мамочка, – хнычет она. – Ты всегда говоришь, что надо закончить статью.

Она права. И я вдруг чувствую привычный приступ чувства вины, который испытываю с самого дня ее рождения. Он возникает у меня всякий раз, когда я занимаюсь чем угодно, помимо материнских обязанностей.

– Ну, тогда дайте мне еще двадцать минут. Я закончу этот текст, и мы сможем пойти поесть мороженого вместе.

Тут на пороге появляется Джеймс. На нем белая майка с длинными рукавами. После недавней поездки в Мексику кожа его загорела и приобрела оливковый оттенок, как после нашего медового месяца в Италии. Он улыбается.

– Ну как, составишь нам компанию?

– Даете мне двадцать минут?

Элла бросается к Джеймсу, и он подхватывает ее на руки. Она такая маленькая для своего возраста, но энергии ей не занимать.

– Мама сказала, что я могу съесть мороженое с сиропом, – заявляет она.

Я с грозным видом складываю руки на груди.

– Разве я это говорила?

Элла заливается смехом, и Джеймс опускает ее на пол.

– Подождите, я поищу Эгги.

Когда Элле было три года, она увидела старинную деревянную фигурку парусника в антикварном магазине в Монтерее, где я была на конференции. Непонятно по какой причине, но она просто влюбилась в этот маленький кораблик. Лак, покрывавший когда-то игрушку, уже почти стерся, но красные буквы на боку сохранились – «Агнес Энн», и теперь она называла парусник Эгги.

Элла буквально вцепилась в деревянную фигурку, и Джеймсу пришлось купить ее. Дочка спала с ней в ту ночь и потом тоже.

– Разве девочкам не положено играть с куклами или плюшевыми медведями? – спрашивал Джеймс. – Я бы еще мог понять, если бы она воспылала любовью к твоим щипцам для завивки волос.

Но наша дочь была не похожа на других маленьких девочек. Она отличалась крайней любознательностью в своем стремлении познавать мир, и ее сердечко без труда улавливало тонкости эмоций других людей с точностью доплеровского радиолокатора. Она бросает монеты из своей свиньи-копилки в ладони бездомных на Таймс-сквер, плачет из-за страданий сбитых машинами животных, а два года назад во время рождественских каникул организовала распродажу подержанной одежды в школе, когда заметила маленького мальчика, мерзнувшего на игровой площадке.

– Только представь, – говорит Джеймс, – что нас ждет, если она когда-нибудь потеряет свою драгоценную Эгги?

Я тяжело вздохнула.

– Ну, найдем ей замену.

– Не существует на свете другой Эгги, – отвечает он. – Ты ведь заметила, как искусно она вырезана из дерева? Это авторская работа, полностью изготовленная вручную. И ее совершенно невозможно воспроизвести.

– Ну что ж, – ответила я с улыбкой. – В таком случае постараемся ее не терять.

Джеймс смотрит на меня, когда Элла возвращается в комнату с маленькой яхтой под мышкой.

– Я готова, – заявляет она, глядя на папу.

– Давай дадим маме еще несколько минут, – говорит он. – А потом пойдем есть мороженое все вместе.

Я заканчиваю статью, как и планировала, и в этот момент звонит мой телефон, лежащий на тумбочке у кровати. От досады я издаю стон. Это, разумеется, мой редактор.

– Привет, Сьюзанн, – говорю я, жестом показывая Джеймсу, чтобы он закрыл дверь.

– О, как хорошо, что я тебя наконец поймала, – быстро подхватывает она. – Дело в том, что фотограф, которого мы наняли для съемок, уволился. Ты захватила с собой камеру?

Я бросаю взгляд на камеру Джеймса, она лежит на письменном столе в другом углу комнаты.

– Да, но…

– Тогда ты сможешь украсить нашу историю фотографиями, – говорит она. – Нужно сделать несколько снимков, иллюстрирующих семейный отдых у водопадов. Дети с родителями во время пешей прогулки на фоне дикой природы – что-нибудь в этом роде.

– Сьюзанн, я же журналист, а не фотограф.

Я улавливаю нотки раздражения в собственном голосе, но не собираюсь маскировать свои эмоции. Сьюзанн отправила меня в эту поездку в последнюю минуту, причем за неделю до дня рождения Эллы. Мне пришлось отменить вечеринку в «Чайной принцессы Беатрис». Невозможно представить, сколько было слез. А теперь Сьюзанн просит меня привезти еще и фотографии?