— Я знаю. — Господи, что за ком в горле! — Но это не значит, что я не попытаюсь.

— Нет. Не пытайся. Не трать время.

— Я должен.

— Пожалуйста, уходи. Мне надо успеть на самолет.

В гостиной включают музыку. Карен пытается заглушить мои слова? Меня срывает с резьбы.

— Слышал? Бет надо успеть на самолет!

Я воспринимаю все сквозь опускающуюся красную дымку. Дайте всего две минуты поговорить с Бет.

Две минуты на объяснение, и чтобы меня не перебивали.

— Карен, пошла вон! Мне нужно поговорить с женой.

— Твоей жене этот разговор не нужен. — Карен выходит в коридор, загораживает от меня Бет, и красный туман сгущается, багровеет.

— Уйди с дороги.

— А ты меня заставь.

— Ревнуешь? — Мы замерли, глаза в глаза. — Ты сдохнешь, если Бет просто поговорит со мной? И кто, дрянь, ты такая? Советы она еще будет давать! Надеешься, что Бет пошлет меня к черту? Как все твои мужики посылали тебя? Как только до них доходило, какая ты мерзкая сука!

— Остановись, Адам. Оба остановитесь.

Я слышу голос Бет, но бык уже сорвался с привязи.

— Напомни мне поговорить с Беном. Уж я ему расскажу, какая ты распрекрасная. Где все твои мужики, а? — Я знаю, как ударить побольнее.

Карен дергается.

— Уходи, Адам. — Это Бет.

— Я только начал.

— Ты сказал достаточно! — кричит она и указывает на выход.

Я подчиняюсь, хлопнув дверью так, что она чуть не слетает с петель.

В машине я стараюсь успокоиться. Сука. Я не хотел так оскорблять Карен, она просто меня довела.

Бьюсь головой о руль. Ничего не исправить. Извинения, письма, цветы, что угодно — ничего не поможет.

Не склеит. Вместо того чтобы дать Бет пищу для раздумий, пока она будет в Лос-Анджелесе, я дал ей пищу для ненависти. Отлично, парень, ты нашел, где кнопка, включающая команду к самоуничтожению.

Давай, дави. Дави, не стесняйся. Однажды она точно сработает.

Мне хочется заорать на Карен. Непривычное ощущение; я пытаюсь справиться с раздражением и не повышать голос. На кровати свалена куча одежды — несколько куч, если точнее, — что равно одному большому бардаку. До отправления в аэропорт осталось сорок минут.

— Почему бы тебе самой все это не сложить? — спрашиваю я.

Ведь именно Карен распотрошила мой прекрасный, аккуратный, хорошо продуманный багаж: я там каждую тряпочку помнила и место любой вещи знала.

Она не хочет понять, что единственный способ побороть мою повышенную тревожность — дать мне спокойно прибраться в туалете, застелить постель и упаковать чемодан. С ее точки зрения, все это чушь.

Карен разделила мои вещи на две кучи: «Беру» и «Оставляю» — и еще третью: «Тоже беру». Я изо всех сил стараюсь взять себя в руки и не забиться в уголок спальни, засунув в рот большой палец.

— Ты же не хочешь выглядеть как затрапезная монашка?

— Карен показывает на две пары черных брючек-капри и белые топики.

— Монашки не носят капри, — огрызаюсь я, меняя стопки местами, — и уж точно не носят их с кедами.

— И заталкиваю пару белых с красным полосатым задником кед в дальний угол чемодана.

— Пожалуйста, возьми это, — почти умоляюще просит Карен, протягивая мне длинное шелковое платье.

— Куда я его надену? — Я начинаю нервничать и поглядывать на часы.

— На чудесный американский обед. С чудесным продюсером или звукорежиссером или еще кем-нибудь из этой братии.

Она аккуратно кладет платье на самый верх сложенной одежды.

— Когда приедешь, понадобится утюг.

— Хорошо, хорошо. Теперь все, наконец? Ты меня запутала. Где косметичка и туалетные принадлежности?

Положила?

Она закрывает чемодан.

— Все на месте, Бет. Иди надевай пальто и шарф.

На улице холод.

Сначала я чищу зубы. Обхватив двумя руками раковину, пробую успокоиться, но меня бьет нервная дрожь. Последнее, что мне сегодня нужно, — это вломившийся в дом Адам. Я улыбаюсь зеркалу. Отвлекись, Бет, ну, давай, отвлекись. Перестань вспоминать случившиеся в твоей жизни пакости и думай о песнях.

Песни, песни…

Натягиваю верхнюю одежду и иду к машине.

Карен уже загрузила чемодан.

— Эй, подожди!

— Расслабься. — Она захлопывает багажник. — Здесь все, что нужно. Смотри: замок заперт, вот ключ.

Вот сумочка с документами. Проверь все прямо сейчас, потом положишь в ручную кладь. И едем, наконец!

Я поступаю, как велено.

— Нервничаешь?

Я киваю.

— Не могу избавиться от чувства, что мне не надо уезжать. Нельзя бросать Мег в такой момент. Ей предстоит пересадка, а меня не будет рядом.

— Давай в салон, Бет. Что мне, за шиворот тебя тащить? Это твой звездный час! Мег и сама справится.

Еще неизвестно, годится ли она в доноры. Тебя не будет всего несколько дней. Обещаю, за Мег я присмотрю.

— Карен повышает голос: — Да садись уже!

Я послушно забираюсь на пассажирское сиденье.

Карен с досадой фыркает:

— Теперь бы еще успеть на рейс. Если опоздаем, я больше с тобой не разговариваю, Бет Холл. А что я тогда сотворю с Адамом…

… Мы не обсуждали визит Адама и то, что он наговорил.

Вообще. Ни словечка. Мы просто выключили музыку, поднялись наверх и продолжили заниматься сборами…

Карен ободряюще хлопает меня по руке:

— Ты будешь великолепна. Наслаждайся жизнью.

И не думай о нем, он того не стоит.

— Адам столько дряни тебе наговорил. Прости.

— Забей. И пошел он к черту!

— Он совсем не хотел это сказать.

— Не защищай его, Бет. Он сам должен отвечать за свои слова и поступки.

— Он никогда так не выходил из себя. И все…

— Да к черту его. Заметила, как он похудел? Даже меня пробило.

Я понимаю, что тема закрыта, поэтому отвечаю:

— Все эти пробежки…

— …вокруг да около женщин… — добавляет Карен.

Мне не до смеха. Он абсолютный, кристальной концентрации подонок, но где-то глубоко внутри живет ощущение утраты. Словно часть меня умерла.

— Он плакал, — говорю я ей. — Когда я вышвырнула его, он плакал.