— Да вы что, издеваетесь? Мои корреспонденты выступают с лингвистическими содокладами? Окститесь!

— А вы что же, хотите, чтобы мы всамделишных академиков мобилизовали выслушивать эту ахинею? — возразил гость. — Как я уже сказал, предложенный вам вариант продуман и согласован наверху, и не нам с вами его отменять! И скажите еще спасибо, что содоклады будут лингвистические, а не какие-нибудь там радиогеохронологические!

Зорин раздавленно молчал. А жрец филологии бессердечно добивал его:

— Естественно, вы берете на себя также всю культурную программу. И накачайте своего голландца нашим русским гостеприимством так, чтобы он прочухался уже в самолете! Ну и самое последнее. Вы в своей типографии и на свои же, разумеется, деньги издаете текст его доклада на русском и английском языках, оформляете весь этот бред как вестник Академии и отсылаете нашему нидерландскому другу: пускай, наконец, успокоится! На все про все вам дается не более трех месяцев.

* * *

Когда за ученым литературоведом закрылась дверь, Зорин перебрался за журнальный столик и привычно прихлебывал коньяк, закусывая маленькой шоколадкой. Редактора томило кошмарное видение: чопорный академический конференц-зал, заполоненный ордой редакционных хануриков (терминология Татьяны Путятишны оказалась как нельзя кстати!).

Но через четверть часа коньячная анестезия подействовала, и Зорин переключился с международно-лингвистического инцидента на материи привычные и вполне приятные. Перед ним на полированной столешнице валялась распечатка с компьютера: цены на сталь и курсы акций. В этих небрежно брошенных листках жили металлургические комбинаты и сталелитейные заводы: обогащали руду, выплавляли железо, прокатывали, прессовали…

— Надо прикупить акций! И поболе, — наказал себе Зорин, наполняя предательски пустеющий стакан. — Не забыть бы звякнуть брокеру!

И, щурясь на свет лампы, рассмеялся:

— Брокеры-рокеры, дилеры-киллеры! Эх, жисть-жестянка, повесить тебя, что ли, на бом-брамселе?

От приступа смеха неверная рука дрогнула совсем сильно — и золотистая струя хлынула мимо бокала, заливая столик. Зорин чертыхнулся, вытащил мятый носовой платок, но в последний момент раздумал вытирать столешницу:

— А, черт с ним! Венерке скажу — пускай подотрет, лахудра кривоногая!

И тут он даже замер. А ведь это мысль! Не позвать ли Венерку, не выпить ли с ней тет-а-тет? Перед редакторским взором всплыли нахальные секретаршины глазки, насмешливые и зовущие. Он тяжело поднялся, подошел к письменному столу, ткнул мятущимся пальцем в кнопку селектора:

— Венера! Как там в приемной? Есть кто ко мне?

Селектор отозвался исполнительным голоском:

— Ни души, Денис Викторович. Пусто!

— Вот и славно, что ни души, — обрадовался Зорин. — Вы вот что. Загляните ко мне: разговор есть. А чтобы кто чужой не забрел, приемную замкните на ключ!

— Хорошо, Денис Викторович, — проворковал селектор.

Спустя минуту секретарша с блокнотом в руках выжидательно застыла перед ним.

— Складывай свои причиндалы, — кивнул ей Зорин. — Они нам сейчас без надобности. У нас беседа по душам будет. Без протокола! — он хохотнул.

Венера положила блокнот и ручку на ближний стул и все так же стояла, исполнительно взирая на шефа. А он старался не смотреть на высоко заголенные кривенькие ножки. Но не смотреть не получалось. Венера же спокойно ждала новых распоряжений, как бы не замечая ни липучих взглядов пьяненького начальника, ни полупустой бутылки, ни лужицы, растекшейся по столу. И только глазки ее, как всегда, посмеивались и дразнили.

Он мотнул головой, стряхивая оцепенение:

— Ты достань-ка из бара бокал и коробку конфет… Вот так. Ставь сюда, на стол. Да сама-то садись, не стой тут обелиском неизвестному солдату!

Он рассмеялся своей шутке и разлил коньяк по бокалам:

— Не откажешься выпить с главным редактором?

— Ну что вы, Денис Викторович! — отозвалась, потупив глазки, Венера. — Разве я могу вам в чем-то отказать?

Услыхав такое, Зорин аж задохнулся: «А вот это мы щас проверим!». Поднял приглашающе свой бокал и опорожнил его махом. Венера без малейшего жеманства последовала его примеру. И к предложенным конфетам не притронулась.

— Значит, говоришь, ни в чем не откажешь любимому начальнику? — переспросил со значением Зорин.

— Ни в чем, Денис Викторович! — заверила преданно секретарша.

— Ну, тогда подойди ко мне! — приказал любимый начальник.

Ее губы оказались мягкими. Она прильнула к Зорину, прижимая его к себе неожиданно сильными руками. Что-что, а целоваться эта каракатица где-то научилась очень даже неплохо!

Он вдруг вспомнил, как меньше года назад в этом же кабинете целовал нефритовую богиню. Вспомнил без теплоты и горечи, просто как о факте биографии. Зорин мотнул головой, прогоняя ненужное воспоминание: да черт с ней, с этой ведьмой мексиканской! И впился в податливые губы секретарши. Он бестолково лапал худосочное Венерино тельце, ощущая, какая у нее и впрямь пышная грудь. Потом взглянул на дверь:

— Так приемную, говоришь, заперла? Замкни-ка, на всякий пожарный, и кабинет!

Секретарша дисциплинированно ринулась к двери, а он, стаскивая с шеи галстук, уже не отрывал клейкого взгляда от кривых ножек, обтянутых прозрачной розовой материей.

Ветер с Балтики нещадно трепал им волосы, заставлял поднять воротники курток. Вот уже час, как Зорин с Администратором прогуливались по берегу начинающего штормить Финского залива.

Для Зорина это был необычный день. Впервые Администратор не призвал его в очередной из бесчисленных своих кабинетов, а пригласил на дачу, в старый курортный поселочек со смешным названием Лисий Нос. И вот они бродят по сероватым дюнам, поросшим осокой и приземистым шиповником, которому не страшны никакие балтийские шквалы.

— Однако этот ветрило начинает пробирать до костей, — заметил Администратор. — Не пора ли поворачивать оглобли?

Вскоре прибрежная роща укрыла беглецов от неистовств разгневанной стихии. Лишь изредка случайный порыв ветра еще настигал их и мстительно ударял в спину.

— Должен заметить, что вы, батенька мой, неплохо вписались в нашу команду! — произнес Администратор, поднимаясь вслед за гостем на крыльцо дома.

Дом был деревянным, синего с белым цвета. Вдоль второго этажа его опоясывали резные балкончики, а кровлю венчали островерхие башенки: архитектура старых финских дач.

В прихожей Администратор сбросил куртку и оказался во всегдашней своей зеленой жилетке. Тут же от него, как обычно, повеяло ароматами былых пожарищ. Но хозяин, словно не замечая нарастающего запаха гари, продолжал нахваливать своего спутника: