Однако у Платона речь шла прежде всего об устройстве идеального государства, управляемого интеллектуальной аристократией (философами), а чисто экономическая составляющая занимала здесь подчиненное место. Что касается Ксенофонта, то ему принадлежит особая работа «Экономикос» (откуда и возникло одно из названий экономической теории), где излагались правила ведения домашнего рабовладельческого хозяйства. Платон и Ксенофонт делали упор не столько на рассмотрении внутренней сущности хозяйственного быта, сколько на конкретные рекомендации по его рациональному упорядочению, хотя, разумеется, определенный анализ товарно-денежных отношений в их трудах уже содержался.

Тем не менее первым автором, сделавшим рыночный обмен объектом научного исследования, был конечно Аристотель. Поскольку в дельнейшем главным содержанием экономической теории станут именно рыночные отношения хозяйствования, постольку правомерно считать Аристотеля тем ученым, который стоял у истоков экономической науки и сумел гениально подняться над обыденной практикой хозяйственного быта в его чисто «домостроевском» воплощении и впервые придать этому быту сугубо философское (иначе говоря, теоретическое) осмысление[4].

И здесь уместно задать вопрос: в какой мере в конкретных условиях Древней Эллады натуральное рабовладельческое хозяйство уже реально сочеталось с активно подрывавшими его отношениями рыночного обмена? Ответ на поставленный вопрос можно найти у самого Аристотеля, ибо нет никаких сомнений в том, что он достаточно хорошо знал не только хозяйственную практику своего времени, но и социальную структуру общества, которая не подразделялась у него схематично и упрощенно лишь на рабовладельцев и рабов.

Аристотель уделил большое внимание классификации «народной массы» в рамках государственного устройства. В этой классификации он выделил пять основных групп населения: во-первых, земледельцев и скотоводов, во-вторых, ремесленников, в-третьих, торговцев, в-четвертых, наемных работников (поденщиков) и, в-пятых, военное сословие. Особую группу составляли непосредственно рабы как лица, не принадлежащие к гражданскому обществу.

Причем именно первые четыре группы жили на доходы от своего труда, т. е. либо были свободными товаропроизводителями (население, занятое в сельском хозяйстве, и ремесленники), либо обслуживали процесс обмена (торговцы), либо существовали за счет вознаграждения за продаваемые трудовые услуги.

Выражаясь современным языком, названные социальные слои населения (а они составляли его большинство) уже выступали по сути в роли непосредственных субъектов товарно-денежных отношений, субъектов того рынка, который реально существовал в Древней Греции наряду с натуральным типом хозяйствования и использованием рабского труда.

Отсюда понятно, почему Аристотель как сын своего времени обратился к всестороннему исследованию рыночного обмена.

Задолго до Адама Смита он проник в тайну того объективного процесса, который не только естественно порождает рынок, но и превращает саму рыночную экономику в естественный тип хозяйствования. Этим процессом как раз было общественное разделение труда.

Кстати, обращает на себя внимание одна небезынтересная подробность. Первые рассуждения Аристотеля о значении разделения труда не случайно содержатся в его сочинении «Никомахова этика». Рассматривая специализацию людей в сфере их профессиональной деятельности (понятия разделения труда тогда еще не существовало), он связывает решение чисто хозяйственных задач с проблемами морали, с необходимостью установления «справедливого равенства» в процессе обмена различными результатами этой деятельности. В определенном смысле у Аристотеля начинает формироваться именно экономическая этика.

Уместно заметить, что этическая составляющая будет в последующем неоднократно и органически вписываться в экономическую теорию. Классическим же примером подобного соединения можно считать учение А. Смита. Ведь знаменитому «Богатству народов» предшествовало его же сочинение «Теория нравственных чувств», тогда как вся задуманная им трилогия, к сожалению, осталась неосуществленной. О том, что хотел поведать человечеству А. Смит в последней части своей теории (после первых двух ее частей – этической и экономической), можно лишь догадываться, хотя несомненно она должна была образовать синтез проблем саморегулируемой рыночной системы и общественной морали.

В «Никомаховой этике» (в пятой ее книге) размышления Аристотеля об обмене, основанном на разделении труда, выглядят следующим образом. Здесь говорится о «пропорциональном воздаянии» и «пропорциональном равенстве» работ различных субъектов экономики и подчеркивается, что только в случае «расплаты», т. е. обмена товаров на деньги, возникает «справедливое равенство». Чрезвычайно важной является характеристика обмена в качестве «общественных взаимоотношений». «Ведь общественные взаимоотношения, – пишет Аристотель, – возникают не тогда, когда есть два врача, а когда есть врач и земледелец и вообще разные и неравные стороны, а их-то и нужно приравнять. Поэтому все, что участвует в обмене, должно быть каким-то образом сопоставимо. Для этого появилась монета и служит в известном смысле посредницей, ибо ею все измеряется, а значит, как переизбыток, так и недостаток, и тем самым сколько башмаков равно дому или еде. Соответственно отношения строителя дома к башмачнику должны отвечать отношению определенного количества башмаков к дому или еде. Все должно измеряться чем-то одним. Поистине такой мерой является потребность, которая связывает все вместе, ибо, не будь у людей ни в чем нужды или нуждайся они по-разному, тогда либо не будет обмена, либо он будет не таким, т. е. несправедливым; и словно замена потребности, по общему уговору появилась монета; оттого и имя ей «номисма», что она существует не по природе, а по установлению («номос») и в нашей власти изменить ее или вывести из употребления. Итак, расплата будет иметь место, когда справедливое равенство установлено так, чтобы земледелец относился к башмачнику, как работа башмачника к работе земледельца. Монета, словно мера, делая вещи соизмеримыми, приравнивает; и как без обмена не было бы общественных взаимоотношений, так без приравнивания – обмена, а без соизмеримости – приравнивания»[5].

Несмотря на некоторую тяжеловесность стиля (да и перевода) приведенных высказываний, попробуем сделать на их основе ряд выводов и сформулировать ключевые положения аристотелевских воззрений на процесс рыночного обмена.

Первое положение характеризует обмен как прямое следствие разделения труда, порождающего различные виды деятельности врача и земледельца, строителя и башмачника, а равно и различные формы, в которых они воплощаются (земледелец производит еду, строитель – дом, башмачник – обувь). Эти формы, вступающие в процесс обмена, представляют собой товары. Однако если еду, дом и обувь действительно можно назвать «вещами», т. е. результатами сугубо материального производства, то как быть с результатом деятельности врачей. Причем Аристотель называет их уже в самом начале перечисления отдельных специализированных работников. Думается, подобное упоминание врачей не следует связывать лишь с фактом, что именно врачом был родной отец философа Никомах, хотя даже название «Никомахова этика» можно рассматривать как своеобразное посвящение памяти отца.

На наш взгляд, здесь идет речь о попытке решения одной принципиальной экономической проблемы, о том, что товарами на рынке становятся не только материальные вещи, но и услуги (в данном случае медицинские), что эти услуги вправе вступать в обмен на еду, дом, обувь и прочие экономические блага. Таким образом, Аристотель еще в период зарождения экономической науки делает важный вывод о возможности принятия товарной формы