однако, самое вкусное на десерт только для себя. А заодно «отцы-командиры» наверняка лишили подчиненных и местного вина да сливовицы… Впрочем, зольдаты наверняка смогли раздобыть алкоголь у местных — и учитывая, что держатся они довольно беспечно, не ожидая для себя опасности, унтера могли сквозь пальцы посмотреть на тот факт, что подчиненные немного приняли для аппетита. Особенно, если и самим удалось выпить…

Короче говоря, «отцы-командиры» решили организовать себе шалман с бесплатным борделем, а унтер-офицеры изволили отдохнуть в условиях относительного спокойствия.

Иными словами, для меня все складывается не так уж и плохо.

Более того, поначалу я даже немного приободрился от увиденной картины расслабленного загула немцев — ведь дом местного старосты, ставший «штаб-квартирой» австрийских офицеров, находится довольно далеко от дома Любавы. Но только я вознамерился было покинуть «пост наблюдения» за старым, сложенным из крепких дубовых плах колодцем, расположенным у околицы села, как вдруг из дома старосты раздался испуганный мужской вопль — а потом яростная и громкая брань… Почуяв недоброе, я замер. Замер, чтобы вскоре увидеть, как резко, словно от удара распахнулась дверь, и довольно высокий грузный мужчина в нательной рубахе навыпуск, со спущенными подтяжками и залитым кровью рукавом, вытащил из дома невысокую, крепкую девушку за роскошные русые волосы — и с яростью сбросил ее со ступенек вниз…

— Schwein!!!

— Да сам ты свинья поганая…

Сыпля площадными ругательствами (догадаться о содержании несложно, просто перевести я смог только свинью), австриец резво сбежал вниз — и принялся буквально месить попытавшуюся было встать девчонку ногами. Скрипнув зубами от ненависти, я взял выродка на прицел — но поколебался еще пару секунд, не будучи уверенным в том, что жертвой избиения является именно Любава. На таком расстоянии я не успел понять, она это или не она — очевидно похожа, но в селе итак были схожие внешне с Любавой девушки. Тем более, что ее ведь должны повесить! А не забить насмерть… Наконец, ввяжись я в неравный бой именно сейчас, то наверняка запорю задание — но стоит ли, в конце концов, рисковать из-за простой неписи?!

Однако на ум тут же пришло воспоминание об очень схожей ситуации, когда я спас Олю, думая, что выручаю лишь непись, неигрового персонажа — в таком далеком сейчас июне страшного 41-го… Между тем, слух резанул отчаянный женский вскрик после очередного тяжелого удара офицерского сапога в живот — а затем австриец выхватил у одного из зольдат охраны винтовку, занеся приклад прямо над головой жертвы!

Еще одно мгновение промедления — и будет уже поздно…

Краем глаза я успел разглядеть вальяжно замерших на крыльце дома офицеров, вышедших на улицу лишь только для того, чтобы с брезгливым презрением взирать за жестокой расправой. Господа офицеры, чтоб их, гребанная белая кость! Люди чести и слова, современные рыцари — ага, как же… Впрочем, если брать за эталон немецкого рыцарства тех же тевтонских крестоносцев, устроивших геноцид пруссакам, или баронов-разбойников раубриттеров, грабящих своих же соотечественников, неспособных отбиться, вроде купцов или путешественников… Тогда все, конечно, встает на свои места.

…Все последние мысли промелькнули в голове мельком, за одно короткое мгновение. Мгновение, потребовавшееся на то, чтобы совместить мушку с целиком на животе австрийца, задержать дыхание — и нажать на спусковой крючок на выдохе! Выстрел грянул просто оглушительно, заставив местных, итак отчаянно лающих собак завопить еще громче — а к рыку животных добавился громкий, протяжный человеческий крик… На животе офицера появилось быстро растущее темное пятно. И вместо того, чтобы обрушить кованый затыльник приклада на голову избитой девушки, он уткнул его в землю — да на короткое мгновение замер, опираясь на винтовку, словно усталый путник на посох. Но уже секунду спустя раненый фриц рухнул назад, словно подрубленное дерево…

Все это я опять же, отметил лишь мельком, так как первая моя жертва орудовала над несчастной селянкой буквально у самых ступенек дома старосты. Остальные же офицеры, замершие на крыльце (причем на фоне открытой двери, хорошо освященные и очевидно, неплохо принявшие), потеряли целую секунду(!) после того, как грянул мой первый выстрел. Секунду, коей мне вполне хватило резко дернуть рукоять затвора назад — и тут же дослать ее вперед, отправляя очередную пулю из магазина в ствол… Еще одно, уже совсем короткое мгновение на прицеливание в сторону отлично различимых фигур фрицев, рванувших в довольно узкий проход — и я вновь нажал на спуск, испытав короткое, мстительное удовлетворение…

Двое не менее грузных, чем первый застреленный мной штабной фриц (очевидно, столь же высокие чины, заработавшие звания за годы сытной и вполне мирной службы по выслуге лет), замерли в проходе в дом в самый миг моего выстрела. Один уже практически вбежал в помещение, второй только вступил в проход — важно лишь то, что оба они оказались на одной линии в тот момент, когда я свел целик с мушкой чуть повыше задницы замыкающего австрияка! И после второго выстрела они оба рухнули на пол, огласив окрестности отчаянными воплями боли…

Однако это был последний мой успех.

Ибо четвертый вражеский офицер вместо того, чтобы искать спасение от летящих из темноты пуль в глубине дома старосты, рывком, пружинисто спрыгнул на землю. Молодой гад, возможно водитель авто — причем очевидно, что с хорошим зрением! Ибо уловив мой второй выстрел по хорошо различимой в ночи вспышке, враг тут же выхватил из кобуры пистолет и открыл азартный ответный огонь. Впрочем, легкие пистолетные пули, да еще и на весьма приличной дистанции не менее, чем в сто метров, особой опасности сейчас не представляют. Однако уцелевший офицер, разгоряченный спиртным и самим начавшимся боем, сумел быстро организовать растерявшихся было подчиненных — и указал им мое местоположение. Парой мгновений спустя мне пришлось целиком сжаться за срубом колодца — ибо отделение охраны открыло неожиданно сильный, мощный и довольно точный огонь… Сруб теперь буквально трясется от сильных попаданий — и хотя пока что толстые дубовые плашки надежно держат вражеские пули, я каждый раз невольно вздрагиваю, всем телом ощущая попадания свинца в дерево…

Я допустил ошибку. Если угодно, ее можно назвать ошибкой молодого — или даже просто тупого снайпера. Ибо последнему принцип правильного выбора лежки объясняют едва ли на самом первом занятии! А ведь в выборе лежки что самое главное? Самое главное — выбрать что-то неприметное с наличными путями отхода, причем желательно не одним. Зато, к примеру, стоящий на нейтралке одинокий сгоревший танк — очень плохая лежка, он всегда на виду, он на прицеле. И если под