—.. а ваша супруга ведь была в Лондоне? Замечательно. А сынок жил у бабушки. Видела, видела его несколько раз. Он у вас, кажется, не очень крепкого здоровья?

Эдмунд почувствовал, как горячо стало его лицу. Долго ли еще он сможет сдерживать себя? Никто и никогда не приводил его в такое смятение и не вызывал такой бессильной ярости.

— …на мой взгляд, маловат для своего возраста, слабенький…

— Простите, пожалуйста, мистер Эрд, вам пришлось так долго ждать, — певучий голос миссис Ишхак пресек поток бессмысленной злобы, который изливался из уст Лотти. Миссис Ишхак, святая душа, благослови ее Бог, появилась, неся перед собой ящик с тоником, точно жертву, которую готовилась возложить на алтарь, и спасла Эдмунда от его мучительницы.

— Огромное спасибо, миссис Ишхак.

Скорее, нельзя терять ни минуты.

— Позвольте мне, — он бросился к ней, чтобы освободить ее от тяжелой ноши. — Скажите, а вы не могли бы вписать все это в мой счет?

Он мог расплатиться наличными, но ему хотелось как можно скорее уйти.

— Конечно, мистер Эрд.

— Благодарю вас. — Крепко обхватив ящик руками, он двинулся к выходу, спеша удрать от Лотти.

Но Лотти, выпустив отравленную стрелу, уже исчезла, как сквозь землю провалилась, он только диву дался.

Вторник, 30 августа

— А что, эта твоя тетка всю жизнь прожила на Майорке?

— Нет, она здесь всего два года. До Майорки она жила в Париже, до Парижа в Нью-Йорке, а до Нью-Йорка в Калифорнии, — ответила Люсилла.

— Перекати-поле.

— Это уж точно. Только она особый сорт перекати-поля: летя по свету, умудряется обрастать золотом.

Джефф засмеялся.

— Какая она?

— Не знаю, я ее в жизни не видела. Когда я родилась, она уже давно уехала, вышла замуж за несметно богатого американца и жила в Палм-Спрингс. Мне она представлялась блистательной светской красавицей. Эдакая обольстительная, порочная, эдакая героиня пьесы тридцатых годов: мужчины валятся к ее ногам как кегли, а она ведет себя с ними дерзко и вызывающе. Когда она убежала из дома, ей было восемнадцать лет. Для такого поступка нужно много смелости. У меня бы в жизни духу не хватило. Ну, и конечно, она была удивительно хороша собой.

— Интересно, она до сих пор красивая?

— А почему бы и нет? Ведь ей еще сорока нет, она в самом расцвете. В Крое в столовой висит ее портрет, ей там лет четырнадцать, и все равно обалдеть можно. Весь дом увешан ее фотографиями в рамках, ими полны старые дедушкины альбомы. В дождливые вечера я часами просиживала над этими альбомами. Бывало, заговорят о Пандоре, сейчас же посыплются обвинения: эгоистка, бессердечная, родителей забыла, потом кто-нибудь вспомнит одну ее проказу, другую, третью, и конца нет смеху.

— Она удивилась, когда ты ей позвонила?

— Еще как удивилась. Но и обрадовалась. Ведь сразу чувствуешь, рад человек или притворяется. Сначала она просто поверить не могла, что это я. А когда поверила, то сказала: «Конечно приезжайте. И как можно скорее. И живите, сколько хотите». Объяснила, как ее найти, и попрощалась. — Люсилла улыбнулась. — Так что мы можем провести у нее неделю, а то и дольше.

Они ехали в маленьком «сеате» — самой дешевой из всех машин, какую можно взять напрокат, и уже одолели большую часть пути. Вокруг лежали ровные, тщательно возделанные поля, медленно поворачивались крылья ветряных мельниц. Было самое жаркое время дня, впереди над раскалившейся дорогой плясало знойное марево. Слева поднималась окутанная дымкой далекая горная гряда. Справа было море, только они его не видели. Чтобы не задохнуться, они опустили все стекла в машине, но ветер был обжигающий, колючий, сухой и пыльный. Джефф вел машину, Люсилла сидела рядом, держа в руке клочок бумаги, на котором записала, как ехать.

Позвонила она Пандоре сегодня из Пальмы, как только паром привез их с Джеффом из Ивисы. Они провели неделю у друга Джеффа Ганса Бергдорфа. Ганс был художник. Его дом им пришлось основательно поискать, он стоял в самом сердце старого города, на самой его высокой точке, внутри древних стен крепости. Когда они его наконец отыскали, то восхитились, до чего же он живописен. Толстые, выкрашенные в белый цвет стены, и полное отсутствие каких-либо удобств. С каменного балкона открывался вид, от которого захватывало дух: старый город, порт, море, но даже это чудо не примиряло с керосинкой, на которой только и можно было готовить, и единственным водопроводным краном, из которого текла холодная вода. Естественно, в таких условиях и Люсилла, и Джефф буквально заросли грязью, их раздувшиеся рюкзаки на заднем сиденье были набиты заношенной, пропотевшей одеждой. Люсилла никогда не уделяла слишком много времени своей внешности, но сейчас она пламенно мечтала помыть голову, а впавший в отчаяние Джефф перестал бриться. Растительность у него на лице была светлая, как и волосы, однако клочьями торчала в разные стороны, так что теперь он был похож не столько на викинга, сколько на опустившегося бродягу. Словом, парочка выглядела на редкость непрезентабельно, и остается лишь удивляться, что в прокате автомобилей им согласились сдать «сеат». Люсилла, впрочем, заметила, что на лице хозяина выразилось недоверие, но Джефф протянул ему пачку песет, и, получив плату наличными, тот уже не мог отказать.

— Надеюсь, у Пандоры есть стиральная машина, — сказала Люсилла.

— Я согласен на плавательный бассейн.

— Кто же стирает в бассейне?

— А почему нет?

Люсилла глядела в открытое окно. Горы приблизились, пейзаж стал не таким суровым. Вокруг росли сосны, ветер теперь нес не только пыль, но и запах разогретой солнцем смолы. Они подъехали к магистрали, в которую вливалась их дорога. Остановились, дожидаясь, пока поредеет поток машин. На обочине стоял указатель — «Пуэрто-дель-Фуэго».

— Отлично, едем правильно. Что дальше?

— Выезжаем на шоссе «Пуэрто-дель-Фуэго», примерно через милю сворачиваем налево, на узкую дорогу с указателем «Кала-Сан-Торре».

Машин, наконец, стало меньше. Джефф осторожно выехал на шоссе.

— Если прозеваем указатель, окажемся в порту.

— Логика железная.

Теперь Люсилла чувствовала запах моря. Появились дома, новый жилой массив, бензозаправка. Проехали мимо манежа, где в лысых загонах щипали чахлые травинки худые печальные лошади.

— Бедняжки, — расстроилась Люсилла, но Джефф смотрел только вперед.

— Вон знак. «Кала-Сан-Торре».

— Это он!

Они свернули с раскаленной автострады и вдруг оказались среди яркой пышной зелени, будто и не ехали столько времени по иссохшей голой равнине. На дорогу легли узорные, в солнечных бликах тени, за оградами обветшалых ферм довольно кудахтали куры, блеяли козы.

— Как вдруг стало красиво, — заметила Люсилла. — Ой, посмотри, какой симпатичный ослик!