— По переходам без мотороликов передвигаться нельзя. — Дол кивает в сторону туннеля. — У вас в городе, наверное, тоже гоняют?

— Э-э-э… да, — неуверенно отвечает Мара. — Я просто забыла захватить свои… э-э-э… моторолики.

— Тебя собьют, если будешь ходить пешком. Но не ехать же на поезде вместе с другими тормозами?

— Конечно, нет! — Мара возмущённо мотает головой. С какими ещё тормозами?!

— Ну ладно. Придётся отключить мотор, раз уж ты на ногах. Иначе тебе за мной не угнаться.

Дол щёлкает маленькими переключателями на задней части роликов. Моторолики, мысленно повторяет Мара. А туннели она назвала переходами. Затем девушка легонько хлопает фиолетовый шарик ладонью по голове, и тот, к тайному удовольствию Мары, не только перестает скулить, но и вообще вдруг сдувается и повисает как тряпка. Дол складывает своего сдувшегося электронного друга в несколько раз и небрежно запихивает в карман брюк.

Мара рысцой бежит рядом с Дол. В переходах играет лёгкая электронная музыка. В Сети были похожие мелодии, мама их очень любила и называла вальсами. Она говорила, что вальс успокаивает и, в то же время, поднимает настроение. И в тот, самый последний, вечер на острове Мара танцевала с Кори в саду под звуки вальса. А сейчас под музыку вальса мчатся по серебряным туннелям Нового Мира небожители на мотороликах — крутятся, взлетают на стены, выделывают сумасшедшие пируэты…

— Ты работаешь в киберсобе? — как бы невзначай интересуется Мара.

Дол кивает.

— А чем занимаешься?

Тут Дол словно просыпается. Она гордо сообщает, что работает ноо-охотником. Слушая её оживленное щебетанье, Мара понимает, что правильно догадалась о смысле надписей на электронных табло киберсоба. Новый Мир продаёт и покупает информацию — новые идеи, научные открытия, — а также полезные ископаемые и сырьё. А Дол уже болтает о каких-то идеологах, которые постоянно соревнуются между собой. Своя группа идеологов есть в каждом городе. Это самые умные и талантливые люди, которые придумывают гениальные идеи, совершают необыкновенные открытия — новые материалы, химические элементы, металлы, еду, развлечения, виды связи. В общем, новые технологии, которые должны продвинуть Новый Мир ещё дальше на его пути в покорении космического пространства. Это именно то, о чём рассказывала Кэндлриггс, вспоминает Мара. А ноо-охотники — такие как Дол — должны раньше всех отыскать в киберпространстве самые необычные идеи, которые могут заинтересовать покупателей и продавцов Нового Мира.

— Вчера я обнаружила совершенно уникальный новый сплав на одном Китайморском рынке, — гордо сообщает Дол. — По-моему, его ещё никто не заметил, так что я и тебе не скажу, что это такое, но, если дело выгорит, я смогу получить высшую премию. Ну, вот мы и пришли.

Дол сворачивает в другой туннель, поменьше, с низким сводчатым потолком.

— А вот и спальные стручки. Здесь должны быть свободные…

Мара с трудом поспевает за ней. Дол, взвизгнув роликами, тормозит около пустого розового стручка. Точно такие же стручки стоят вдоль всего туннеля. Некоторые из них закрыты и слабо светятся изнутри, другие — пустые и тёмные.

— Спальные стручки?! — У Мары падает сердце. — Всё равно что спать в розовом гробу!

Дол кивает, но на лице у неё (впервые с момента их встречи) мелькает тень сомнения. Разболталась тут, укоряет себя Мара. Обитатель любого небесною города должен знать про спальные стручки!

— У нас в городе такие тоже есть, — начинает плести она. — Только другой формы и цвета, и мы зовём их гробами. — Мара и сама чувствует, до чего неубедительно это звучит. — Голубыми гробами, — поспешно добавляет она. Ужас, лучше бы не добавляла…

Дол снова кивает. Любое Марино вранье она проглатывает с удивительным безразличием. Мара вспоминает, с каким жадным интересом встречали на Винге любого приезжего, пусть даже он прибыл с соседнего острова. А древогнёзды, те вообще умирали от любопытства, глядя на Мару, и сгорали от желания узнать, что творится снаружи. И, хотя Нижний Мир остался далеко внизу, он всё равно кажется гораздо более живым и настоящим, чем этот ослепительно яркий и красивый безмятежный город.

Мара смеётся про себя, вспомнив Поллока и кибервиз. Теперь это превратится в легенду — история о том, как Лицо на Камне наколдовала чудовище, которое загнало хвастливого Поллока в кусты. Дол изумленно вскидывает голову, и Мара понимает, что рассмеялась вслух.

— Извини, — бормочет она. — Это всё из-за смены климатической зоны. Мой город расположен совсем на другой параллели. Спасибо тебе, Дол… слушай, а ты не могла бы одолжить мне пару мотороликов? — выпаливает Мара. — На время, пока я здесь не освоюсь.

— Ладно, — Дол дергает плечом.

— Встретимся завтра в киберсобе? — спрашивает Мара, но та уже умчалась прочь.

Мара забирается в пустой розовый стручок. Внутри тепло и мягко, словно в гнезде. Едва крышка стручка закрывается, Мару окутывает приглушенный розовый свет.

Из болтовни Дол она поняла, что в Новом Мире люди за работу получают диски, которыми расплачиваются за еду, одежду и всевозможные развлечения. За хорошую работу выдаются премиальные диски. Самые лучшие ноо-охотники и идеологи в качестве премии получают более комфортабельное жильё. Дол с завистью говорила о модных современных квартирах на верхушках центральных башен. Сама она живёт в обычной квартирке на одном из нижних уровней, но мечтает переехать на самый верх.

Завтра узнаю что-нибудь ещё, успокаивает себя Мара, устраиваясь поудобнее в розовом стручке и открывая «Историю двух городов» Диккенса. Постанывая от облегчения, она скидывает с ноющих ног ботинки — они слишком тесны и натирают мозоли. Качка сейчас ощущается гораздо сильнее, чем днем; Маре кажется, что она снова плывёт в лодке по бушующему океану. Должно быть, снаружи поднялся ветер… Древогнёзды тоже раскачиваются в своих гнёздах, но хуже всего беженцам; их лодки болтаются на воде, словно скорлупки, ударяясь друг о друга и о городскую стену.

Мара тяжело вздыхает и выпускает книгу из рук.

«А не пора ли спать?» — нежно мурлычет чей-то голос у неё над ухом.

Мара подскакивает от неожиданности и, стремительно обернувшись, испуганно вскрикивает — на полочке над постелью вместо ночника светится лицо люмена.

— Спокойной ночи, — резко говорит она, надеясь, что лицо исчезнет.

Лицо послушно тает, и в стручке становится темно. Но глаза — глаза люмена — остаются. Они, не мигая, висят во тьме, излучая едва заметный свет.

— Ну, здорово, — стонет Мара.

Теперь ей придётся лежать здесь в полной темноте, хотя спать ещё совершенно не хочется, под взглядом этих жутких немигающих глаз.

Мара вертится в постели, то натягивая, то скидывая с себя одеяло, и ей вспоминаются совсем другие глаза. Как ей хочется снова встретиться взглядом с мамой! Когда она была маленькой, мама каждый вечер укладывала её спать, а Мара, хихикая, барахталась под одеялом, требуя, чтобы ей рассказали ещё одну сказку, спели ещё одну песню, ещё раз приласкали или улыбнулись. Последнее, что она видела перед тем, как заснуть, — это любящие мамины глаза. Мара зажмуривается, пытаясь отогнать воспоминание прочь, но мамино лицо по-прежнему стоит перед её мысленным взором, заслоняя немигающие глаза люмена.