После прибытия на вокзал в Риге я трачу прилично времени на то, чтобы найти нормальное агентство с водителем и машиной. В левую машину с бордюра я не сяду, а ждать региональный автобус — нет терпения. Спортивный лагерь находится в восьмидесяти километрах от Риги. Его точный адрес мне назвали, когда я смогла дозвониться до секретариата интерната.

Пусть я и сильно переплачиваю за комфорт и личного водителя, но каждый потраченный евроцент поможет мне быстрее оказаться рядом с Тимуром. Так что я не раздумываю ни минуты.

Воздух в Латвии терпкий и горячий. Именно так пахнет свобода.

Ветер задувает в машину аромат сосен и соли. Я вижу свое отражение в зеркале заднего вида и понимаю, что улыбаюсь. Просто не могу стереть улыбку со своего лица.

Машина сворачивает на узкую дорожку, и за деревьями сначала мелькает море, а потом исчезает. Вскоре водитель тормозит возле деревянных ворот. Я расплачиваюсь и выхожу.

И меня едва ли не сразу сбивает с ног распахнутая калитка.

— Тимур, одумайся!

— Тимур, остановись!

Женскому крику вторит мужской, а из калитки с легкой спортивной сумкой на плече вдруг вылетает… сам Тимур. Он оборачивается назад и бросает:

— Поздно, машина уже здесь!

Онемевшая, я стою на обочине, возле лопухов и колючей травы, глядя на то, как Тимур, ничего не видя кругом, распахивает багажник, швыряет в него свою сумку и со злостью захлопывает его.

— Эй! — кричит опешивший водитель, глядя на него в зеркало.

Из интерната вылетает светловолосая женщина и седой директор. Оба бросаются к Тимуру, но только Палыч по-прежнему не смотрит по сторонам. Женщина бросает на меня случайный взгляд, а после ахает и зажимает рот руками. Ее глаза становятся квадратными от удивления, не сомневаюсь, что она меня узнала. Но кто она? Работница интернета? На вид ей около пятидесяти, хотя она и очень хорошо выглядит. А потом я замечаю схожие черты лица, которые так глубоко запали в душу.

Неужели это мать Тимура? Но что она здесь делает?

— Остановись, Тимур! Не делай этого! — продолжает увещевать Палыч, совершенно не давая вставить ни слова водителю, который тоже вышел разобраться с этим дурдомом.

Вверх по улице уже пылит другое такси. Водитель серебристого «Дэу» гудит, чтобы этот водитель уступил ему место у ворот, но мой водитель не может уехать, пока у него в багажнике вещи Тимура.

А Тимур переводит взгляд с одной машины на другую, а потом на водителя, который на жаре теряет всякое терпение. Сначала он выговаривает нерадивому пассажиру что-то на латвийском, а после кое-как переходит на ломанный русский:

— Я не за вами приехал! Вещи заберите.

— Нет?… Простите, я решил, что…

Тут Тимур оборачивается к багажнику.

И впервые смотрит на меня.

Солнце бьет ему прямо в глаза. Он моргает. Еще и еще. Снова смотрит на машину, а потом на меня. У меня болят щеки столько улыбаться, но я не могу сохранять серьезное лицо, видя настолько изумленный вид Тимура. У него вытягивается лицо, глаза натурально лезут на лоб, а рот сам собой распахивается.

— Ну дела, — тянет Палыч и сам тянется к багажнику за вещами Тимура.

— Наконец-то! — рявкает водитель.

Между таксистами начинается перебранка, кто кому должен уступить дорогу на узкой тропе.

Кажется, Палыч идет ко второму водителю, чтобы отказаться от заказа и, кажется, даже выплачивает ему неустойку за ложный вызов, по крайней мере, я вижу это до тех пор, пока передо мной не вырастает этот бронзовый великан. Тимур невероятно загорел. Его светлые волосы выгорели, а мышцы выглядят просто каменными.

Забыла, каково это смотреть на него снизу-вверх. Я без каблуков, в дешевых кедах, шортах и футболке, которые купила в дешевом китайском магазине возле вокзала. И рядом с ним снова вспоминаю, каково это ощущать себя маленькой, хрупкой, а еще впервые — в безопасности. В его тени, в его объятиях, в которых он стискивает меня так сильно, что аж ребра трещат.

— Это ты? — шепчет он. — Это действительно ты? Или я заполучил солнечный удар и у меня галлюцинация?

Киваю, теряя дар речи.

— Настоящая… — выдыхает Тимур. — Боже, Ксень, ты настоящая!..

А потом он вдруг отпускает меня и сгибается пополам, руками упираясь в колени.

Сердце взмывает к горлу, и я так пугаюсь, что дрожащими руками помогаю сесть прямо на землю. Боже, он ведь так молод, что с ним может быть?

— Что такое? Что с тобой, Тимур?

Он хмурится и трет кулаком грудь.

— Сердце… Дышать больно, — говорит он. — Рядом с тобой постоянно так… Как будто сердце царапается о ребра.

Тимур вдруг сверкает хитрой белозубой улыбкой и подхватывает меня за талию, усаживая к себе на колени.

— Так ты не умираешь? — отпихиваю его я. — Господи, да ты знаешь, как я испугалась?!

— Ксеня, Ксеня… — качает головой Тимур. — Я уже умирал… Каждый день тут умирал, не надеясь тебя дождаться, но раз сейчас ты здесь… Нет, как раз сейчас я умирать не собираюсь. Просто буду честным. С самого начала при взгляде на тебя у меня сердце становилось таким большим, что даже дышать больно было. Знаешь, что это такое?

— Знаю, — тихо отзываюсь.

Он продолжает держать меня в своих объятиях и на своих коленях. Мы так и сидим на обочине, только теперь остались совершенно одни. Таксисты разобрались и уехали, а как ушли Палыч и мама Тимура, я не заметила.

Мир вокруг притих, как будто тоже затаил дыхание вместе со мной. Я закрываю глаза, коснувшись головой его плеча, и впитываю каждой клеткой своего заледеневшего тела, эту жару, пряный запах нагретых солнцем трав, пыли и сосен. Запоминаю все то, что отныне будет ассоциироваться только со счастьем.

— Прекрасно знаю, Тимур, — повторяю шепотом.

— Знаешь? Откуда? — шепчет Тимур. — Разве у тебя есть сердце, безжалостная Божья Коровка?

— Есть. И оно всегда бьется быстрее рядом с тобой. Мне очень жаль, что я не нашла в себе силы приехать к тебе раньше. Я была эгоисткой, Тимур, а ты был прав. Я не должна жить ради счастья других. Каждый кузнец собственного счастья, и это действительно так. И, если только ты меня не выгонишь, сама я больше никуда от тебя не уйду. Потому что…

Он набрасывает на мои губы, прикусывает, ведет языком. Я задыхаюсь в его губах, объятиях, он мешает говорить, но тут же тянет:

— Так что там дальше?… Говори, говори.

Я хохочу на всю округу. Так громко, как никогда не смеялась. Смотрю в его лучистые глаза и говорю твердо:

— Люблю я тебя, Тимур. Вот что.

— А я люблю тебя, упрямая Божья Коровка, — отвечает он так быстро, что я не успеваю даже испугаться, что сейчас ничего не услышу в ответ.