Что она изменит во мне в следующий раз?

Лу согласен, что из-за усиливающегося влияния По Квай операцию надо проводить как можно скорее. С одной стороны, я рад этому, с другой – меня терзает неуверенность в своих силах, я рассчитывал постепенно оттачивать мастерство на многочисленных тренировках. Теоретически взлом сейфов МБР сводится к длинной цепочке действий, которые я уже выполнял по отдельности. Однако я все еще не могу избавиться от мучительного чувства, что каждый новый фокус, совершаемый мной, – это еще одна карта, которая ложится на и без того шаткий карточный домик. Когда я в прошлый раз пробирался в МБР, я по крайней мере представлял себе, что за опасности могут меня ожидать. Теперь я должен полностью положиться на готовность моего размазанного «я» схлопнуться – а для него это сродни самоубийству – в желательном для меня состоянии. Но почему он обязан поступить именно так? Потому что так решили, большинством голосов, мои виртуальные двойники? Это не более чем мои домыслы, а каковы истинные мотивы его действий, неизвестно.

Сначала я превращаюсь в него, потом он становится мной, но его натура по-прежнему скрыта от меня. Приятно думать, что он разделяет мои стремления, сочувствует моим тревогам, но это лишь благие пожелания. Весьма вероятно, что у него гораздо больше общего с создателями Пузыря, чем с любым из жителей нашей планеты, включая меня.

Разумеется, я в любой момент могу отказаться от операции. Канон никоим образом не намерен меня принуждать. Но я не думаю о том, чтобы сдаться или отступить. Я знаю, что для меня это единственный путь служения истинному Ансамблю. Это убеждение, конечно, не гарантирует успеха, но по крайней мере оправдывает риск.

В парке Коулун, за тридцать шесть часов до начала прорыва в МБР, Лу вручает мне устройство, размером и формой напоминающее спичечный коробок. Совершенно черный ящичек, наглухо запечатанный, на его поверхности видна единственная маленькая лампочка – светоизлучающий диод.

– Еще один, самый последний фокус, – говорит он. – Попробуй зажечь эту лампочку.

– Что это такое? – спрашиваю я, пытаясь скрыть раздражение. Мне хочется добавить, что сейчас не время заниматься опытами, непосредственно не связанными с предстоящей работой, но я вспоминаю, что все его прежние задания в конечном счете помогали двигаться к главной цели:

Он качает головой:

– Пока не хочу рассказывать. До сих пор ты всегда точно знал, с чем имеешь дело. Реши эту задачу, и ты убедишься, что даже знать это совсем не обязательно. И тогда тебе будут не страшны любые сюрпризы, с которыми ты можешь столкнуться в МБР.

Я пытаюсь понять его мысль, но, честно говоря, не очень-то получается.

– Я и так не боюсь никаких сюрпризов. Не беспокойся, я давно забыл миф о «телекинезе», и прекрасно понимаю, что ни на что не воздействую, а просто выбираю оптимальный исход. Генератор игральных костей, замки, телекамеры были для меня такими же черными ящиками, как эта коробочка – ведь я же не знал их схем.

Я пытаюсь вернуть ему устройство, но он не берет.

– Это совсем другое, Ник. Куда меньше шансов угадать, чем в твоих предыдущих опытах. По сложности сравнимо со всей операцией прорыва в МБР. Если ты добьешься успеха, это будет означать, что даже такие слабые состояния все-таки достижимы.

Я подкидываю коробочку на ладони. Лу врет, но зачем – не понимаю. Я решительно говорю:

– Давай-ка разберемся. Это тест на сюрпризы или тест на невероятные состояния?

– И то и другое. – Пожав плечами, он прибавляет подчеркнуто любезно:

– Если угодно, я готов объяснить подробнее...

Прочитав в моем взгляде, что я не верю ни единому его слову, Лу умолкает.

Коробочка настолько мала, что даже «Н5» не может точно определить ее вес. Но ясно, что, кроме стандартного чипа величиной с булавочную головку и батарейки, в ней есть что-то еще. Лу усиленно пытается выглядеть равнодушным, глядя, как я подбрасываю коробочку в воздух. Судя по тому, как она вращается, в ней нет пустот, она равномерно заполнена – но чем? Какое электронное устройство может иметь такие громадные размеры?

Я говорю:

– Там, наверное, графит, который надо превратить в алмаз. Потому что для свинца, который надо превратить в золото, легковато, – продолжаю я с угрюмым видом. – Ладно, не хочешь – не говори. Я просто вскрою корпус и посмотрю, что внутри.

Лу спокойно говорит:

– Не надо ничего вскрывать. Это оптический суперкомпьютер. Он пытается разложить на множители миллионозначное число. Работает методом случайного поиска, ибо систематический подход занял бы примерно десять в тридцатой степени лет. Но шансы, что случайный поиск даст ответ за несколько часов, почти так же малы. Однако в твоих руках...

Я, что называется, шокирован. Вот тебе и честный страдалец Лу Кью Чунь! Как грязный сутенер, он нагло продает мой талант (заимствованный у По Квай, украденный у Лауры...). Впрочем, шок очень скоро, хотя и неохотно, уступает место восхищению его идеей. В самом деле, достаточно как следует размазать компьютер, и вы получаете параллельную машину с астрономическим числом процессоров. Каждый процессор выполняет одну и ту же программу, но с разными данными. Все что вам нужно – схлопнуть систему именно в тот процессор, который найдет иголку в математическом стоге сена. Вот и первая в мире служба по взламыванию сверхнадежных кодов, ведь они все построены на разложении на множители гигантских чисел. Ох какое состояние можно на этом сделать! От клиентов отбоя не будет – во всяком случае, пока об этом не узнает слишком много народа и люди не перестанут доверять таким кодам.

Я спрашиваю:

– Откуда ты знаешь, что я просто не заставлю машину сделать ошибку? Ведь с замками я поступал именно так. Возьму и выберу состояние, где что-то портится и свет загорается при неверном ответе.

Он пожимает плечами:

– В принципе это возможно, но я принял меры, чтобы минимизировать относительную вероятность такого варианта. В любом случае ничего не стоит проверить полученный ответ. Если он окажется неверным, мы можем попробовать еще раз.

Со смехом я спрашиваю:

– И сколько же тебе заплатят за это? И кто? Правительство или частная компания?

Он с важным видом качает головой:

– Мне это неизвестно. Видишь ли, есть еще третья сторона, некий брокер... который тоже не склонен афишировать свое участие, не говоря уж о...

– Ладно, все ясно. Но ты сам сколько получишь?

– Миллион.

– Всего-то?

– Есть, э-э-э, определенный скептицизм, что вполне понятно. Когда метод будет апробирован, мы сможем поднять цену.

Ухмыльнувшись, я подбрасываю коробочку высоко в воздух:

– А какова моя доля? Мне кажется, девяносто процентов будет справедливо.