«Белка, – неожиданно кольнула его мысль в самое сердце, – как там Белка?»

Соловей остановился, ему было очень страшно возвращаться, но бросить девушку он тоже не мог. Видела ли она, как он дал деру, а если видела? Соловей покраснел. Ужасно хотелось проснуться в своей постели, чтобы весь этот кошмар оказался лишь дурным сном. Медленно и осторожно, стараясь не шуметь, несостоявшийся лидер пополз обратно.

Смех и грубые, лающие голоса варягов разносились далеко вокруг. Во дворе усадьбы шел пир. Боярин и его сын с двумя дочками подносили вино и еду пировавшим варягам. Тела так и лежали вокруг во множестве, двое псарей оттаскивали их по одному к большой свежевырытой яме и кидали вниз. Около пяти десятков человек, избитых и раненых, сидели за загородкой, даже не пытаясь сбежать. У одной из женщин не переставая текла кровь, она пыталась зажать рану руками, но кровотечение никак не прекращалось. Один из слуг, проходя мимо, увидел это и, оторвав от рубахи одного из погибших льняной клок ткани, тайком сунул женщине. Та тут же попыталась прижать этот кусок к ране, но слуга покачал головой и показал, где надо перетянуть, чтобы кровь не шла так сильно. Один из пожилых мужиков шумно бился в агонии, его уже было не спасти. Кто-то плакал, кто-то лишь угрюмо молчал. Соловушка наблюдал за этим из леса, но подойти и спасти своих людей не решался. Варяги тем временем продолжали пировать, обмениваясь шутками и хлопая друг друга по спинам и плечам. Двое загорланили какую-то песню на своем языке, остальные тут же подхватили. Один из северян весело хлопнул боярскую дочку по заду, боярин бросил недовольный взгляд, но смолчал, не решаясь разозлить своих ужасающих спасителей.

Соловушка искал Белку; среди пленных ее не было, в яме, куда кидали убитых, – тоже. Тихо переползая от одного убитого к другому, Соловей внимательно осматривался в темноте. Вот женщина лежит, одежда красная от крови… нет, не Белка, вон коса какая, а у Белки волосы короткие. Один труп Соловей не смог узнать: лицо было рассечено топором настолько сильно, что было даже непонятно, парень это или девушка. Волосы светлые и короткие, одежда вся в крови. Нет, лапти большие, явно мужская нога, у Белки ножка маленькая, как и она сама. Еще несколько тел, один совсем ребенок, лет семи, варяги в темноте не разбирали, рубили всех. Что же ты не убежал, дурачок, детишек ведь дальше всех ставили, мог же убежать… Мертвый ребенок продолжал сжимать ручкой штанину какого-то мужчины; отца не хотел бросить? Перевернув следующий труп, Соловей похолодел: мертвыми глазами на него смотрела Белка. Страшно захотелось взвыть, только неимоверным усилием он сдержался. Слезы и свалившееся горе душили и не давали нормально дышать. Нет, Белку он им не простит, этого он им никогда не простит. НИКОГДА.

Соловей вернулся к тому месту, где пировали северяне, один свист – и их посшибает с мест; возможно, и ноги-руки переломает некоторым. Теперь своих нет, можно свистеть без опаски. Ноги тряслись от страха. Ну свистнет он – и что дальше? Дальше – собак спустят, и волкодавы его тут разорвут: собаки нападают с разных сторон, свистом их не испугаешь. А умирать страшно.

– Трус, трус, – ругал себя Соловей, – давай, за Белку, за всех. Кто еще их накажет, если не ты? – Он достал свистульку, подаренную Дабогом, и покрутил в руках. Вот уж кто не испугался бы никаких варягов, так это Дабог, он бы им показал всем, да только где он теперь? Бросил всех и ушел куда-то. Все он виноват, разве без него Соловушка осмелился бы что-то подобное устроить? Он никогда героем не был: прохожих обманывать за кувшин молока да краюху хлеба – вот и все, на что он был способен. Это все Дабог и его свистулька… поверил Соловушка в то, что теперь он сильный, ну и перед Белкой красовался. А теперь и Белки больше нет, и сам трусом оказался.

«Проклятый Дабог», – чуть не крикнул Соловей и с силой ударил рукой по дереву. Один из варягов что-то услышал и обернулся, пришлось прижаться спиной к дереву и даже дышать перестать. Варяг смотрел в тут сторону, где спрятался незадачливый вожак, но другой воитель что-то лающе произнес в его сторону, и остальные засмеялись. Варяг перестал смотреть в лес и что-то грубо ответил, чем опять вызвал всеобщее ржание.

Соловей люто ненавидел этих людей, безжалостно поубивавших столько его соратников, убивших Белку. Ему хотелось разорвать их на части, но страх, сковавший волю, не позволял ему даже пошевелиться.

Ловушка была задумана хитро. В глубоком колодце посредине было вбито бревно, так что скользкий неровный торец его торчал из воды буквально на аршин. Колыван постоянно вынужден был переставлять ноги, чтобы не рухнуть вниз, единственной своей рукой он держался за скользкие стены колодца. Оттолкнуться от неустойчивого бревна, чтобы выпрыгнуть, было невозможно. Святогор присел на край каменного мешка.

– Давно ведь все началось, – начал он разговор с пленником, – еще твоих прапрапрапрапрадедушек на свете не было. Да что там, никаких русских не было, племена только кругом, а то и вовсе просто большие семьи. Вятичи, воляне, древляне, родимичи… Да кого только не было, и каждый бился с каждым. Вот тогда, в те времена давние, я и познакомился с одним князем молодым. Кием его звали. Что-то было в нем такое, сила какая-то внутренняя, отличался он от остальных. И вот тогда мы заложили град Киев и решили: отсюда и пойдет земля наша Русская. С тех пор династия, Кием начатая, правит Русью. Где-то умом брали, где-то силой, а все же расширяли и укрепляли государство как могли. И если сейчас деревни и поселения между собой смертоубийства не чинят, это Киевых потомков заслуга. А я всегда рядом был, от отца к сыну, от брата к брату. И бивали нас, случалось, а мы все одно поднимались. За годом год, за веком век я поддерживал их усилия по построению державы нашей и, оглядываясь назад, горжусь тем, чего мы достигли. И не в силе одной дело – говорят, среди греков бывали и сильней меня, Геркулес тот же. Чудищ извел огромное количество, а толку что? Греция как была разобщена, так и осталась, а чудища новые народились.

В ответ из колодца слышалось только сопение, Колыван не был расположен вести беседы.

– А ты вот говоришь, что я изменник. Это же неправда. Я династии служу уже больше тысячи лет, и служба моя народу русскому только во благо всегда шла.

– А я какому народу тогда служу, – раздался сердитый голос из колодца, – китайскому, что ли?

– Так и ты – народу нашему, – согласился Святогор, – я же тебя в измене не обвиняю.

– Нет, ты погоди, – перебил его Колыван, – вот я из Киева сюда прибыл, стольного града. Зайди в город, поспрашивай народ, кто сейчас княжит. И никто твоего царя не знает.

– Еще узнают, – пообещал Святогор.

– А суды кто вершил все это время? А кто споры решал промеж боярами да купцами? Кто торговлю вел? Кто от разбойников людей защищал? Ау, династия Киечей, вы где? Нет их. Были да все вышли. А сидит теперь в Киеве новая династия, что с Финиста – Ясного Сокола началась. Вот ее народ знает, династию эту. А ты получаешься изменник, раз на княжну напал законную; а как иначе?

– Законную? Так это называется, когда царя и его наследников убивают заговорщики, чтобы отнять все, что у них есть, все, что их пращурами построено, – законным наследованием?