Должно быть, дедушка сообразил, что Маттиа переводит мне его слова, потому что, когда тот закончил, он сделал своей непарализованной рукой такой жест, как будто засовывал что-то в карман, и подмигнул нам.

– Пойдем, – сказал я Маттиа.

Часа два или три мы ходили по соседним улицам, не решаясь далеко отойти от двора «Красного Льва», чтобы не заблудиться. Днем Бетналь-Грин казался еще ужаснее, еще отвратительнее, чем вечером.

Наконец мы снова очутились около нашего двора и пошли домой. Мать вышла из своей комнаты и сидела, опустив голову на стол. Думая, что она больна, я подбежал к ней и обнял.

Она приподняла голову, взглянула на меня мутными глазами, как будто не узнавая, и я почувствовал сильный запах водки. Я отошел, а она снова опустила голову на стол.

– Джин, – сказал дедушка. Он, захихикав, взглянул на меня и прибавил еще несколько слов, которых я не понял.

С минуту я стоял неподвижно, совершенно ошеломленный, а потом взглянул на Маттиа, который со слезами смотрел на меня.

Я сделал ему знак, и мы снова вышли. Долго шли мы рука об руку, не говоря ни слова.

– Куда ты идешь? – наконец тревожно спросил Маттиа.

– Не знаю и сам, куда-нибудь, где мы могли бы поговорить. Тут, в толпе, это невозможно.

Наконец мы вышли на улицу, которая была немного пошире прежних, в ее конце виднелись деревья. Мы пошли к ним и скоро очутились в громадном парке с зелеными лужайками. Тут нам было удобно поговорить.

– Ты знаешь, как я люблю тебя, Маттиа, – сказал я, когда мы уселись в тихом, уединенном уголке. – Поэтому-то я и хотел жить у моих родных вместе с тобой. Ведь ты не будешь сомневаться в моей дружбе, о чем бы я ни попросил тебя?

– Какой ты глупый! – воскликнул Маттиа, стараясь улыбнуться, и обнял меня.

Я тоже крепко обнял его и разрыдался. Никогда еще я не чувствовал себя таким несчастным. Наплакавшись вдоволь, я постарался успокоиться. Ведь я пришел в парк не для того, чтобы Маттиа жалел меня.

– Тебе нужно уходить отсюда, Маттиа, – сказал я. – Уезжай обратно во Францию.

– Я не покину тебя – нет, никогда!

– Я знал, что ты так ответишь, но нам нужно расстаться. Уезжай во Францию, в Италию, куда хочешь, но не оставайся в Англии!

– А ты?

– Я должен быть с моими родителями, – ответил я. – Ведь я обязан жить с ними. Возьми себе все оставшиеся у нас деньги и уезжай.

– Полно, Реми. Уж если кому-то и нужно уезжать, так не мне, а тебе.

– Почему?

– Потому что…

Он не закончил и отвернулся.

– Маттиа, скажи мне правду. Ты не спал ночью? Ты видел все? – спросил я.

– Я не спал, – прошептал он.

– Что же ты видел?

– Все.

– И ты понял?

– Да. Твоему отцу принесли краденый товар. Он был недоволен тем, что эти люди зашли с улицы и стучались в дверь не дома, а сарая. Но они ответили, что не могли войти со двора, так как за ними следили полицейские.

– Ну, понимаешь теперь, что тебе нужно уезжать? – сказал я.

– Если уеду я, то уезжай и ты. Тебе так же нельзя оставаться здесь, как и мне.

– Когда я звал тебя к моим родным, Маттиа, я, веря словам матушки Барберен, думал, что они богаты, что они дадут нам хорошее образование, и мы никогда не расстанемся. Но все оказалось совсем не так, поэтому уезжай.

– Никогда!

– Выслушай меня внимательно, – сказал я. – Ведь если бы тебя в Париже взял к себе Гарофоли, ты ведь не захотел бы, чтобы я жил с тобой, правда?

Маттиа молчал.

– Правда или нет?

– Теперь выслушай и ты меня, – после небольшого молчания сказал он. – Когда ты сказал мне в Шаваноне, что тебя ищут родные, это было мне неприятно. Вместо того, чтобы радоваться за тебя, я думал только о себе. Мне казалось, что если у тебя будут братья и сестры, богатые, образованные, красивые, то ты полюбишь их больше, чем меня. И я мучился, думая об этом. Вот теперь я признался тебе во всем. Прости, если можешь.

– О, Маттиа!

– Скажи, что ты прощаешь меня!

– Конечно, прощаю. Я подозревал все это, но нисколько не сердился на тебя.

– Потому что ты слишком добр. Если даже ты меня прощаешь, то я сам никогда не прощу себе этого. И ты знаешь еще не все. Я думал так: я отправлюсь с ним в Англию, а когда он будет счастлив, очень счастлив, и ему будет не до меня, я убегу и уеду в Италию повидаться с мамой и Христиной. Но вышло совсем не так, как мы ожидали. Ты не богат и ты не… одним словом, вышло совсем не то. И теперь я никуда не уеду, я хочу остаться с моим другом, с моим братом Реми!

Он обнял и поцеловал меня. Я был глубоко тронут, но все-таки продолжал уговаривать его.

– Тебе нужно уехать во Францию, повидаться с матушкой Барберен и Акеном и объяснить им, почему я не могу сделать для них то, что хотел. Ты скажешь им, что мои родные бедны, и этого вполне достаточно. Ведь бедности стыдиться нечего.

– Нет, Реми, я не уеду. Я понимаю, почему ты хочешь, чтобы я уехал. Дело не в том, что твои родные бедны. Им не пришлось бы кормить меня даром: я работал бы для них. Но после того… что ты видел ночью… ты боишься за меня.

– Не говори этого, Маттиа!

– Ты боишься, как бы и я не стал срезать ярлыки с краденого товара.

– Молчи, молчи, Маттиа! – я закрыл руками свое вспыхнувшее от стыда лицо.

– Ты боишься за меня, но ведь и я, со своей стороны, боюсь за тебя, – продолжал Маттиа. – А потому и говорю тебе: уедем вместе во Францию к матушке Барберен и твоим друзьям.

– Это невозможно. Ты не обязан оставаться у моих родителей, а я должен жить с ними.

– Твои родители? Этот парализованный старик – твой дедушка? Эта пьяная женщина – твоя мать?

– Довольно, Маттиа! – воскликнул я, вскочив с места. – Вспомни, что ты говоришь про моего дедушку, про мою мать!

– Он тебе не дедушка, а она не мать.

– Разве ты не слышал, что рассказывал отец?

– Его рассказ ничего не доказывает. У Дрисколей тоже похитили полу годовалового ребенка. Они разыскивали его, и теперь им кажется, что они его нашли, – только и всего!

– Ты забываешь, что их ребенка подкинули на улице Бретель! В тот же самый день, что и меня!

– И что из этого? Разве не могли подкинуть на улице Бретель двух детей в один и тот же день? Полицейский комиссар мог ошибиться и послать Дрисколя к Барберену вместо кого-нибудь другого. Во всем этом нет ничего невозможного. Кроме того, ты совсем не похож ни на кого из твоей семьи. Все они белокурые, между ними и тобой нет ни малейшего сходства. Еще мне кажется странным, что небогатые люди могли истратить столько денег на поиски ребенка. По-моему, ты совсем не Дрисколь, и тебе не следует оставаться с ними. Но если ты все-таки захочешь остаться здесь, то останусь и я. Тогда попроси матушку Барберен описать тебе поподробнее пеленки, в которых тебя нашли. Потом ты спросишь у Дрисколя, какие они были, и тогда, может быть, дело выяснится. До тех пор я останусь с тобой. Если ты будешь работать, буду работать и я.