Распоряжение командующего войсками Белорусского Особого военного округа о приведении войск в полную боевую готовность было передано в корпуса и некоторые дивизии в 3 часа 30 минут. В нем указывалось, что необходимо «бесшумно» вывести из Брестской крепости 42-ю стрелковую дивизию и привести в боевую готовность 14-й механизированный корпус. Авиацию разрешалось перебазировать на полевые аэродромы[97].

Но эти распоряжения касались только армий прикрытия государственной границы. Другие соединения и части в отношении угрозы нападения Германии на СССР заблаговременно штабом округа сориентированы не были. Так, командир 100-й стрелковой дивизии, дислоцировавшейся в районе Минска в небольшом городке Уручье, генерал-майор И.Н. Руссиянов в своей книге «В боях рожденная» пишет, что в ночь на 22 июня 1941 года его соединение и сам он занимались обычными делами.

Уже в первые часы нападения противника проводная связь штаба округа со штабами 3, 4, 10-й армий была прервана, и восстановить ее до отхода на территорию Восточной Белоруссии не удалось.

Позже командир 100-й стрелковой дивизии генерал И.Н. Руссиянов вспоминал, что с целью уяснения обстановки и боевой задачи в полдень 22 июня 1941 года выехал с Уручья в Минск в штаб округа. В частности, он пишет:

«С трудом добрались мы до здания штаба и увидели, что оно частично разрушено. Никого из начальствующего состава на месте не оказалось. Где же генерал Павлов? Как с ним связаться?»

И.Н. Руссиянов разыскал командующего на запасном командном пункте. Там же находились заместитель наркома обороны СССР Маршал Советского Союза Б.М. Шапошников и первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии П.К. Пономаренко. Командующий неожиданно поставил задачу 100-й стрелковой дивизии создать фронт обороны вокруг Минска шириной до 100 километров.

«Когда командующий поставил задачу дивизии, я даже опешил», – признается И.Н. Руссиянов. Но Пономаренко его несколько успокоил, посоветовав действовать, исходя из обстановки[98].

Бывший начальник оперативного отдела штаба Западного фронта позже утверждал, что «распоряжение о вскрытии пакета с планом обороны было отдано штабом округа к исходу 21 июня. К этому времени, на основании ряда отдельных распоряжений Генерального штаба, на 400-километровом фронте вдоль государственной границы, на расстоянии от 8 до 30 километров от нее, было полностью сосредоточено 30 стрелковых дивизий, а 14-я и 113-я стрелковые дивизии были на подходе к району Наревка-Мала (северо-западная опушка Беловежской пущи). На глубине 250–300 километров находилось еще шесть стрелковых дивизий. Но оборона границы до начала боевых действий не занималась.

К началу удара авиации и артиллерийской подготовки противника (3.50-4.00 22 июня) успели развернуться и занять оборону на государственной границе: в 3-й армии – управление 4-го стрелкового корпуса, 27-я и 56-я стрелковые дивизии; в 10-й армии – управления 1-го и 5-го стрелковых корпусов, 2, 8, 13 и 86-я стрелковые дивизии; в 4-й армии – 6-я и 75-я стрелковые дивизии. 49-я стрелковая дивизия 4-й армии оказалась на направлении главного удара 2-й танковой группы (до 3000 танков), и в первые часы войны штаб фронта о ней не имел никаких сведений. Только к исходу дня стало известно, что эта дивизия ведет бой на западной опушке Беловежской Пущи.

Удар этой же танковой группы захватил 113-ю стрелковую дивизию на марше в районе Нарев. Дивизия, будучи внезапно атакована на ходу, понесла большие потери и отошла в Беловежскую Пущу. Командир дивизии был ранен и попал в плен. 6-я кавалерийская дивизия оказалась связанной боем в районе Ломжа»[99].

С началом войны командование Западного фронта пыталось разобраться с обстановкой, но в условиях потери связи с армиями сделать это было невозможно.

Положение войск фронта серьезно осложняла неопределенность задач, поставленных директивой НКО № 1. Дело в том, что командующие фронтами и армиями должны были сами определить, являются ли провокацией начавшиеся боевые действия. Над командующими довлело указание Центра – не поддаваться ни на какие провокации. Вот почему, подняв по тревоге войска, они медлили с приказами о решительном отпоре. Командармы, а тем более командиры корпусов, дивизий и полков вынуждены были действовать на свой страх и риск.

В то же время Генеральный штаб постоянно требовал обстоятельных докладов. Выполняя эти требования, во второй половине дня 22 июня 1941 года в Москву из Минска было направлено первое боевое донесение. В этом донесении, в частности, указывалось:

«Первое. Противник крупными силами форсировал р. Неман… и развивает наступление в направлении Поречье. Противостоявший полк 56-й стрелковой дивизии почти полностью уничтожен. В районе Граево высажен десант противника. Левый фланг 3-й армии к 13 часам держится прочно.

Второе. Командиру 21-го стрелкового корпуса отдано приказание 17-ю и 37-ю стрелковые дивизии сосредоточить в районе Поречье, Озеры, Скидель, Острына с задачей совместно с танковой дивизией восстановить положение на восточном берегу р. Неман.

Третье. Ввиду потери связи с 10-й армией в Белосток вылетел заместитель командующего войсками И.В. Болдин с задачей установить положение на фронте 10-й армии и в зависимости от обстановки использовать 6-й механизированный корпус на гродненском и брестском направлениях.

Четвертое. По радиодонесению части 4-й армии отошли на меридиан Жабинка. Подробностей не доложено.

Пятое. 155-я стрелковая дивизия из района Нов. Барановичи к утру 25 июня сосредотачивается в районе Мочулино. 55-я стрелковая дивизия из района Слуцк перебрасывается автотранспортом в район Береза»[100].

Судя по этому донесению, к тому времени штаб Западного фронта уже достаточно хорошо знал обстановку и прочно управлял большей частью подчиненных войск. А в случае потери управления – немедленно применялись эффективные меры к его восстановлению.

В этот же первый день войны штаб Западного фронта направляет директиву командующему 4-й армией с требованием решительно уничтожать «прорывающиеся и прорвавшиеся банды противника, для чего в первую очередь использовать корпус С.И. Оборина (14-й механизированный корпус). В отношении действий руководствуйтесь красным пакетом».

Ниже говорилось: «Делегатов на самолетах присылать прямо в штаб округа или до ближайшей переговорной телеграфной и телефонной станции». Затем командующий фронтом признавался, что не имеет связи с командующим 10-й армией, и требовал от командующего 4-й армией установить связь с этим объединением с помощью делегата, с тем чтобы получить информацию о положении войск 10-й армии[101].