– Я верю тебе, – она поспешила исправить ситуацию. – Просто… пожалуйста. Дай мне сделать это. Позволь мне удержать это под контролем.

– Ты знаешь, как обращаться с пистолетом?

– Нет, но я думаю, что не так уж трудно разрядить его.

Он долго не сводил с нее глаз, а потом взял за руку.

– Пойдем, – произнес он, уводя ее из кладовки. Она позволила ему увести ее через заднюю дверь и внутренний двор, окружающий бассейн, к кованой железной скамье на краю владений Джима, где перед ним открывался вид на Тихий океан. Сегодня было немного облачно, но от этого воздух был прохладнее, и вид дорогих особняков, и зелени, и синего моря был как будто приглушенным, смазанным от легкой дымки. Фей это нравилось. Пистолет вдруг показался ей чем-то далеким, а ее реакция на него настолько глупой, что стало неловко. Тем не менее она дрожала, когда садилась на скамью.

– Итак. – Джим тоже сел, наклонился вперед, положил локти на колени, а руки сложил вместе. Он повернулся и посмотрел на нее. – Это имеет отношение к твоему мужу? К убийству, которое он совершил? Он использовал пистолет?

Она кивнула. Во рту у нее пересохло.

– Я думаю, тебе пора рассказать мне об этом, – сказал он. – Ладно?

– Я чересчур бурно среагировала, – понуро отозвалась она. – Это было глупо. – Но Фей знала, что на сей раз ей не отделаться от разговора.

– Как его звали? – спросил Джим. – Твоего мужа?

– Зах, – сказала она. – Он был… – Фей сокрушенно покачала головой. Несмотря на более чем десятилетние попытки проанализировать ситуацию, она так и не поняла, что произошло с ее мужем. – У нас был довольно удачный брак. Он был… понимаешь… приличным мужчиной. Он был отличным отцом для Фредди, нашего сына. Фредди было пятнадцать, когда… все это случилось, и он был трудным ребенком, с крутым норовом, но Зах все равно хорошо к нему относился. Он говорил мне, что Фредди ведет себя как нормальный ребенок, и что он сам в этом возрасте был таким же нервным, и что я не должна переживать из-за этого так сильно. Они были близки друг другу. – Фей вспомнила более ранние годы, более счастливые времена, до того как подростковые гормоны стали играть в мальчике. – Фредди был моим ребенком, – проникновенно сказала она. – Моей сладкой крошкой… когда был маленьким. Он и Зах сблизились очень сильно, когда сын подрос… – Временами она чувствовала себя лишней с ними. Двое мужчин. Они заполняли трейлер разговорами о спорте и рыбалке. Ей нравилось, что между ними такая тесная связь, но она чувствовала себя потерянной.

– А каким он был как муж?

Ей понадобилось некоторое время, чтобы ответить.

– Единственное, о чем мы когда-либо спорили, – это деньги, – признала она. – У меня был диплом медсестры, но я всегда хотела получить степень магистра и работать в больнице. Никакой надежды сделать это не было в том месте, где мы жили. В маленькой прибрежной деревушке. Заху там нравилось, однако он не был против переезда в город побольше и говорил, что, когда Фредди окончит школу, мы сможем жить там, где я захочу. Просто он считал, что для Фредди лучше жить в Мантео, как и ему самому.

– Тебе пришлось отложить свои мечты, да?

– Да, но это было не страшно, – улыбнулась она. – Я знала, что рано или поздно получу свой шанс.

– Какой работой занимался твой муж?

– Ну, он окончил колледж, – сказала она, обхватывая руками колени. – Именно там мы и познакомились. У него была степень бакалавра по социологии. Но он любил Мантео так сильно, что мы поселились там после того, как поженились, и, конечно же, там не было никакой работы для бакалавра по социологии, поэтому он устроился на работу в один из магазинчиков. Захарий был продавцом, он торговал шлепанцами и кремом от загара для туристов. Он был доволен этим, хотя зарабатывал разве что на оплату телефонных счетов.

– Знаешь, – заметил Джим, – в защиту людей, которые могут довольствоваться малым, всегда есть что сказать.

– Да, согласна, – она прикрыла глаза. – И я понимала это даже тогда. Я думала, мне повезло быть замужем за столь нетребовательным мужчиной.

– Однако он не был добряком, раз убил человека.

Фей покачала головой.

– Его замкнуло. – Она щелкнула пальцами. – Он… я до сих пор, вообще-то говоря, не могу понять, что случилось. Мы начали… просто не ладить друг с другом. Все, что я говорила, раздражало его. Он стал слишком много пить. Он всегда прилично выпивал. Но в какой-то момент у него начались… Он начал… ругаться со мной. Он никогда не бил меня, ничего такого, но он часто орал на меня, осыпал бранью.

Она передернула плечами при воспоминании об этом.

– Я никогда не слышала, чтобы он прежде употреблял такие слова, а ведь мы были женаты шестнадцать лет. Казалось, если он не кричал, он вообще со мной не разговаривал.

– А у него не было депрессии? – осторожно спросил Джим. – Это все звучит так, как будто он погрузился в клиническую депрессию и нуждался в помощи.

– У него была депрессия, у меня нет никаких сомнений в этом, когда я размышляю о прошлом, – подтвердила Фей. – Но тогда я не могла распознать ее. Я просто знала, что он стал другим и что я начинаю… ну, временами я боялась его. Как я сказала, он никогда не бил меня, но я полагала, что это дело времени. Я страшно виню себя за то, что не заставила его обратиться за помощью. В конце концов, я была медсестрой. Мне следовало понять, как отчаянно он нуждался в помощи. Это выглядело как злоба и недовольство, и я не опознала симптомы депрессии.

Джим молчал, ожидая продолжения. Вдали облака немного рассеялись, и крыши домов стали четче видны на солнце.

– У него была пара пистолетов, – Фей подошла к главному. – Там, где мы жили, это было обычным делом. Он хранил их взаперти от Фредди – я на этом настояла.

Она до сих пор ругала себя за то, что не настояла на том, чтобы он избавился от них. Изменило бы это ход событий?

– Мы жили очень близко к соседям. – Фей никак не могла спокойно признаться, где именно они жили. Упомянуть при Джиме о поселке из трейлеров она не могла, это казалось ей унизительным. – Соседи могли слышать все, когда мы ссорились. У Заха был громкий, гулкий голос, и я подозреваю, что он разносился по всей округе. Однажды, в канун Рождества, мне позвонила какая-то женщина, которая работала в приюте для женщин – жертв домашнего насилия. Она сказала, что получила два звонка от людей, которые беспокоились обо мне и Фредди. Один звонок от соседки. Женщина отказалась назвать ее. Другой – от какого-то приятеля Заха, который боялся, что муж изобьет меня. Я до сих пор не знаю, кто именно звонил. Женщина из приюта – ее звали Анни О’Нил – сказала, что она считает, что мы должны немедленно уйти из дома и переждать трудные времена в приюте. – Фей на секунду замолкла. Боже, этот рассказ звучал так нелепо и так отвратительно в этом месте! Среди ухоженных дорогих участков и голубых, в форме фасолин бассейнов. – Я вначале подумала, что все это нелепо, – продолжила она. – Сказала, что мой муж просто громко разговаривает и что он никогда не поднимал на нас руку. Но Анни продолжала говорить о том, каким стрессом праздники могут быть для беспокойных людей и как приятель Заха был обеспокоен тем, что Зах умственно болен и что, как ему было известно, в доме были пистолеты. Когда она это сказала, это прозвучало так грозно, что я не могла больше отрицать того, что мне страшно. Кто-то посторонний заметил, что Зах стал другим. Не только я. – Сейчас Фей едва понимала, что рядом был Джим. Рассказ обретал собственную жизнь по мере того, как она проговаривала его вслух впервые за более чем десять лет. – Приятель Заха сообщил об оружии. Может, он знал, что Зах собирается убить меня, или Фредди, или себя, или всех нас троих? Вот тогда я начала бояться. Я чувствовала, что совсем не знаю собственного мужа. Кем бы он ни стал теперь, он не был тем человеком, которого я любила прежде. Анни сказала, что, если даже я не хочу защитить себя, я обязана защитить Фредди. Она говорила очень убедительно и в конце концов я согласилась прийти. Хотя я не могла представить, чтобы Зах и вправду нанес нам увечья, но она объяснила мне, что я не вправе рисковать. И она оказалась права. Я забрала Фредди из дома его друзей и сказала, что мы должны пойти в приют. – Она встряхнула головой, вспоминая реакцию сына. – Он был в ярости! – вздохнула Фей. – Он совсем ничего не понимал и все время повторял, что мы не можем просто так уйти, не сказав отцу, куда направляемся, особенно в канун Рождества. Он плакал, когда мы уехали из дома. Я чувствовала себя ужасно. Я боялась, что Фредди был прав, и мы поступаем безумно, и что я переоцениваю опасность, но, как оказалось, Анни О’Нил спасла нашу жизнь.