Вторая бровь Роберты ползет вверх и присоединяется, к первой.

— Лиззи. Ты признаешься, что на фотографии именно ты?

— Не могу ни отрицать, ни подтвердить этого, — повторяю я фразу, которой научила меня сама Роберта. Ее нужно говорить всем репортерам, которые звонят на фирму, чтобы получить информацию для статьи.

— Лиззи! — Роберту это не веселит. — Это очень серьезно. Если ты докучаешь или преследуешь мисс Хиггинс…

— Нет, — кричу я, испугавшись не на шутку. — Она сама ко мне пришла!

— Для чего? — спрашивает Роберта. — Чем ты занимаешься на своей второй работе, Лиззи?

— Если я вам расскажу, вы узнаете, зачем она ко мне приходила. А она не разрешила мне об этом рассказывать. Я не могу вам сказать, простите, Роберта.

Странно. Я не выдала секрет. Это явное свидетельство моего внутреннего роста. Я себя поздравляю. Какой кошмар, кажется, меня стошнит.

— Если хотите, можете меня уволить, — продолжаю я. — Но я вам клянусь, что не преследую Джилл. Если вы мне не верите, позвоните ей. Она вам скажет.

— Так она теперь для тебя Джилл? — В голосе Роберты явственно слышится сарказм.

— Она разрешила мне так ее называть. — Я чувствую себя оскорбленной.

Роберта смотрит на снимок. Похоже, она признает свое поражение.

— Все это очень странно, — говорит она наконец. — Я, честно, не знаю, что сказать.

— В этом нет ничего противозаконного.

— А мне почему-то кажется, что есть, — орет Роберта. — Ты будешь с ней еще встречаться?

— Да, — обреченно отвечаю я.

— Прекрасно. — Роберта качает головой. — В таком случае постарайся быть осторожнее, чтобы в следующий раз не попасть на страницы «Пост». Если кто-то из партнеров видел это и узнал тебя…

— Я понятия не имела, что там был фотограф, — говорю я. — Но я обязательно буду осторожнее. Я могу идти?

Роберта удивлена.

— Ты так спешишь поскорее отсюда убежать. Хочешь успеть на рождественскую распродажу?

— Нет, — отвечаю я. — Я должна кое-что сделать для Джилл.

Плечи Роберты опускаются.

— Отлично, — говорит она. — Но будь крайне осторожна, Лиззи. Наша фирма гордится своей безупречной репутацией. Если мы заподозрим тебя в обмане, ты будешь уволена. Понятно?

— Абсолютно.

Роберта нехотя разрешает мне уйти.

…И я пулей выскакиваю из ее кабинета. В приемной, где я оставила свое пальто и сумочку, я делаю вид, что не слышу шепот Дэрила: «Йо! Что ты на этот раз натворила?» — и вопля Тиффани: «Господи, с тобой все в порядке? Ты выглядишь так, как будто тебе только что сказали, что твоя сумочка от «Прада» — поддельная».

— Все нормально, — бормочу я. — Увидимся завтра.

— Серьезно, — шипит Тиффани. — Позвони мне потом и расскажи, что она тебе наговорила. Я коллекционирую истории про Роберту. Может, когда-нибудь предложу их в качестве сюжетов для «Дымящегося пистолета».

Я машу, ей рукой и смываюсь, сердце бьется так сильно, кажется, оно вылетит и врежется в стенку. Когда двери лифта открываются, я влетаю в него и нажимаю кнопку первого этажа, даже не удосужившись посмотреть, кто стоит в кабине. И тут знакомый голос говорит:

— Привет, незнакомка. — Я поднимаю голову и вижу Чаза.

— Господи! — вскрикиваю я. — Ты поднимался к отцу? Почему ты ничего не сказал? Я бы придержала дверь, мы едем вниз. Прости!

— Расслабься, — говорит Чаз. — Я шел не к отцу, а к тебе.

— Ко мне? — удивляюсь я.

— Хотел уговорить тебя выпить со мной, — говорит Чаз. — И заодно рассчитывал выпытать у тебя информацию о моей бывшей, чтобы начать восстанавливать свое мужское эго и снова учиться любить.

Я закусываю нижнюю губу.

— Чаз, — говорю я, — я изо всех сил стараюсь не говорить ничего о людях за их спиной. Это для меня совершенно новое состояние. У меня в прошлом было столько неприятностей из-за моего длинного языка, что я стараюсь исправиться. Потому что, в отличие от других людей, я считаю, что люди, могут меняться.

— Конечно, могут, — говорит Чаз. Лифт доехал до первого этажа. — Давай пойдем выпьем пива в «Хониз».

Я уже открываю рот, чтобы сказать: «Нет». Я знаю, что Чаз переживает, но мне нужно заниматься платьем. Я почти говорю: Мне нужно в ателье. У нас потрясающий заказ — об этом тоже нужно молчать — у меня страшный цейтнот, сходим как-нибудь в другой раз, ладно?

Но смотрю на него и замечаю, что он давно небрит и, кажется, вообще больше не снимает свою бейсболку.

И вот я уже сижу на красном пластиковом стуле в «Хониз» и слушаю бессмертную «Танцующую королеву» группы «Абба» в довольно неплохом исполнении.

— Я просто хотел узнать, — говорит Чаз, отхлебывая из пивной бутылки. — Знаю, это звучит глупо, но… как по-твоему, я сделал что-то такое, что ее оттолкнуло?

— Что? Нет, конечно, — кричу я. — Чаз! Прекрати. Нет.

— Тогда что случилось? — спрашивает он. — Человек не может быть сначала нормальным, а назавтра уже сменить ориентацию. Если только я что-то сделал не так…

— Ты ни при чем, — говорю я. — Чаз. Поверь мне. Ты не виноват. Все именно так, как Шери тебе объяснила. Просто она влюбилась. И это совершенно случайно оказалась женщина. Это точно так же, как если бы она встретила другого парня и ушла от тебя к нему.

— У-гу, — отвечает Чаз. — Но все-таки это совсем другое.

— Нет, — убеждаю я его. — Это все та же любовь. Любовь творит с людьми бог знает что. Ты не должен себя винить. Я знаю, что и Шери тебя не винит. Она все еще тебя любит. Она ведь тебе об этом говорила?

— Это когда я пришел домой из библиотеки, а она собирала вещи и сказала мне, что уходит от меня к женщине, а потом спросила, не хочу ли я заказать нам китайской еды, пока мы это будем обсуждать? — Чаз кривится. — Да, она упоминала об этом.

— Это правда. Она все еще тебя любит. Только по-другому. Такое случается, Чаз.

— Значит, — медленно говорит Чаз, — следуя твоей логике, и я когда-нибудь влюблюсь в мужчину?

— Вероятно, — отвечаю я. Хотя, честно говоря, не могу представить, что Чаз вступает в гомосексуальные отношения. Точнее, не могу представить, что кто-то из геев, с которыми ябыла знакома (или встречалась), захочет вступить в отношения с Чазом, учитывая, как мало внимания он уделяет своей одежде и обустройству дома и как много — университетской баскетбольной команде. Трудно представить, чтобы Чаз мог свить уютное гнездышко с другим парнем.

— А ты? — спрашивает меня Чаз.

— Что я? — Я смотрю на часы и понимаю, что мне срочно, нужно бежать в ателье. В голове крутится миллион идей по поводу платья Джилл, и руки чешутся начать над ними работать.