— Пусть меня склюют вороны, если знаю, — ответил Соклей. — Жрец сказал, якобы это потому, что отец Немезиды — Океан, а эфиопы живут на берегу океана, но мне объяснение показалось слишком натянутым. Похоже, Фидию просто захотелось вырезать эфиопов, вот он и вырезал их.

* * *

Рамнунт был сонной рыбацкой деревушкой; появление торговой галеры, очень похожей на пиратскую, вызвало там небольшой переполох. Чтобы объяснить, зачем «Афродита» пришла в эти воды, Менедем продемонстрировал самый прозрачный шелк, который получил от Пиксодара, и заявил:

— Мы везем его в Халкиду для любимой гетеры Полемея. Если я скажу, сколько он за это заплатит, вы все равно не поверите.

— Пусть себе тратит деньги, — ответил кто-то, и остальные ответили на реплику согласным гулом.

Соклей и не ожидал ничего другого. Полемей порвал с Кассандром, ставленник которого, Деметрий Фалерский, правил Афинами и всей Аттикой. Деметрий и сам был довольно популярен в народе; если бы Полемей не поладил и с ним тоже, у жителей Аттики не осталось бы особых причин терпеть племянника Антигона.

— Ловко придумано, — прошептал Соклей Менедему. — Никто не ринется в Афины, чтобы дать знать Деметрию, что мы на пути к Халкиде и собираемся повидаться там с Полемеем.

— Да, к тому же из-за такого пустяка, как шелк, — ответил Менедем. — Хотел бы я знать, насколько шикарные в Халкиде гетеры.

— У тебя одно на уме, — сказал Соклей.

Менедем схватился руками за грудь и пошатнулся, как будто Соклей ранил его стрелой, как того пирата на гемолии. Соклей засмеялся; он просто не смог удержаться.

— Ты невозможен.

— Спасибо, — сказал Менедем, и оба засмеялись снова.

* * *

Менедем вывел «Афродиту» из гавани Рамнунта вскоре после рассвета; акатос приблизился к Халкиде вскоре после полудня. Через Эврип, узкий пролив, отделяющий Эвбею от материковой Эллады, был перекинут деревянный мост; на материке мост защищала крепость Канетос, считавшаяся частью города.

Пристать в Халкиде оказалось куда трудней, чем добраться до самого города. В проливе Эврип было быстрое южное течение, и гребцам приходилось сильно налегать на весла только для того, чтобы галеру не снесло, а еще сильнее — чтобы она продвинулась вперед, навстречу стремительно мчащемуся потоку воды.

— Мы не смогли бы даже приблизиться к этому месту с юга на крутобоком парусном судне, — сказал Менедем.

— Будь терпелив, о почтеннейший, — ответил Соклей.

И вправду, меньше чем через час течение внезапно повернуло на север и почти пронесло «Афродиту» мимо Халкиды. Только благодаря искусству гребцов им удалось встать рядом с пирсом.

— Клянусь египетской собакой, если бы я об этом услышал, я вряд ли бы в такое поверил, — сказал Менедем и громко окликнул гребцов: — Убедитесь, что судно надежно пришвартовано! Мы же не хотим, чтобы нас унесло!

— Теперь ты видишь, что все это не пустые россказни, — сказал Соклей, пока люди проверяли узлы и канаты. — Течение в Эврипе и правда меняет направление шесть или семь раз на дню. А иногда и чаще — чуть ли не дюжину раз.

— Но почему оно выкидывает такие безумные штуки? — заинтересовался его двоюродный брат.

— Не имею ни малейшего понятия, и вряд ли кто-нибудь это знает, — ответил Соклей.

— Один из твоих друзей-философов обязательно должен в этом разобраться, — заявил Менедем. — Или это естественное природное явление, и тогда он догадается, в чем причина, или в дело вмешались боги, а в таких случаях от философов проку мало.

— Причина может быть естественной, но все же ее может быть трудно найти.

Вместо того чтобы вступить в спор, Менедем предложил:

— Бери письмо от Птолемея и пойдем. Мы должны найти Полемея.

На извилистых улицах Халкиды было полно воинов, последовавших за мятежным племянником Антигона. Все они были при мечах и копьях, и многие порядком навеселе. Почти все жители Халкиды оставались в своих домах, и при виде того, как вздорно ведут себя воины, Соклей понимал местных. Однако один из воинов показал братьям, как пройти к нужному дому, стоявшему недалеко от рыночной площади.

Как и рядом с резиденцией Птолемея на Косе, перед этим домом дежурили часовые. Один из них — здоровенный, на три или четыре пальца выше Соклея — прогрохотал:

— Да, Полемей здесь! Но зачем вы хотите его видеть?

— У нас есть для него письмо. — Соклей показал письмо часовому. — И мы рассчитываем, что Полемей даст на него ответ.

— Дай письмо мне, — сказал высокий стражник. — Я ему передам. А вы пока подождите здесь.

Он протянул руку. Соклей понял, что лучшего предложения не дождаться, поэтому вручил письмо здоровяку.

Тот вошел в дом, а оставшийся на улице стражник положил руку на эфес меча, как будто ожидал, что Соклей и Менедем попытаются наброситься на него и избить до полусмерти.

Соклей подумал, что Полемей сжег два моста один за другим; неудивительно, что теперь он так нервничает. И Антигон, и Кассандр желали смерти своего бывшего командира, так откуда часовым было знать, что эти два родосца не наемные убийцы? Ниоткуда. И наверняка сам Птолемей еще больше, чем его воины, чувствовал себя выслеживаемой дичью.

Едва в голове Соклея успели промелькнуть эти мысли, как дверь открылась и вышел здоровяк телохранитель, а за ним — человек, который был настолько же выше этого верзилы, насколько тот был выше Соклея.

— Радуйтесь, — сказал великан. — Я — Полемей. А вы родосцы, верно?

— Верно, — ответил Соклей.

Он слышал, что и Антигон, и его сыновья, Деметрий и Филипп, отличались высоким ростом; очевидно, то была фамильная черта. Но Деметрий, судя по слухам, был очень красивым. Полемея же трудно было назвать красавцем из-за сломанного носа и обеспокоенного выражения лица. Причем казалось, что нервничает он постоянно. На взгляд Соклея, ему было лет сорок.

— Вам лучше войти, — сказал Полемей. — Думаю, нам надо поговорить.

Как и Птолемей, он говорил на аттическом эллинском со слабым акцентом своей варварской северной родины.

* * *

До того как явились гости, Полемей пил вино в андроне, и теперь по его знаку раб также наполнил чаши и для Соклея с Менедемом, после чего торопливо покинул комнату.

Полемей сделал большой глоток. Соклей совершил небольшое возлияние и тоже выпил. Вино оказалось сладким, крепким, густым и явно неразбавленным. Сделав маленький глоток, Соклей поставил чашу и бросил на Менедема предупреждающий взгляд — образ жизни Полемея и его манера пить, похоже, соответствовали историям о пьянчугах-македонцах.

Однако хозяин отнюдь не выглядел пьяным, когда подался к двум родосцам и спросил:

— Значит, Птолемей примет меня, вот как?