– Это… – взъерепенился мой отчим. Раздался шорох одежды, он сел прямо. – Это не совсем так. Верь или не верь, я поступаю так, как лучше для нее.

– И где же тут правда, Марсело? – Я возвысил голос и поднял веки, чтобы взять его на мушку.

Глаза у меня, как у полуутопленника, наверняка были налиты кровью. Марсело бросил взгляд в сторону коридора. Приметив это, я интерпретировал его беспокойство, что нас прервут, как знак желания продолжить разговор наедине. Волноваться мне не стоило, от этого сильнее болела рука, но на отчима мое состояние тоже влияло, поэтому я продолжил нагнетать:

– Не могло быть совпадением то, что фургон предательски покатился с горы после того, как я поговорил с Майклом и стал внимательнее присматриваться к сегодняшней утренней жертве. У фургона был сломан ручной тормоз. Эрин показалось, что она заметила на земле следы тормозной жидкости. Это не случайность. Кто-то пытался замести следы произошедшего тридцать пять лет назад – того, что, как им кажется, давно погребено под землей, но Алан и Майкл вытащили это на поверхность. Отец перед смертью искал дымящийся пистолет, и мы знаем, что Алан продал Майклу информацию о чем-то…

– Хорошо-хорошо, – шикнул на меня Марсело сквозь сжатые зубы. Глаза его снова метнулись в сторону двери. – Я знаю только одно: тем вечером Роберт встречался со своим куратором, он должен был передать ей что-то важное. Думаю, он стал свидетелем убийства.

Вот оно.

– Ребенка, – спокойно и уверенно сказал я.

Марсело побледнел и стал похож на ошалелого осетра.

– Откуда ты узнал?

– Догадался.

– У меня тоже одни догадки и теории. – Мой отчим произнес это так, что я ему не вполне поверил, как будто все еще решал про себя, о чем стоит сообщить, а о чем лучше умолчать. – После смерти Роберта некоторое время я пытался разобраться, из-за чего его могли убить. Он был сильно напуган, даже носил с собой пистолет. Поверь мне, это выходило за всякие рамки. Я говорил тебе, что Саблезубые стали более жестокими. И дело не только в том, что они стали причинять боль людям, – ты сам говорил, вымогательство выгоднее грабежей. Вот чего твой отец не мог вынести, поскольку у него самого были дети. За неделю до смерти… Это старая история, ты такие слышал. У богатых родителей похищают ребенка. Семья поднимает шум. Хотя они могут позволить себе выкуп, но предпочитают набить чемодан листовками вместо денег. Девочку больше никогда не видели. Никаких доказательств, но почерк Саблезубых читался во всем. Майкл упоминал…

– Как звали девочку? – запинаясь, спросил я.

– Маколи.

– Имя? – Я хотел знать ее имя, а не из какой она семьи.

– Ребекка.

– Какой просили выкуп?

– Триста тысяч.

В моей голове все мутилось, но на поверхность всплыли слова, сказанные Майклом. Я собрал, что мог, но он хотел больше.

Алан продал Майклу информацию про Ребекку Маколи, жертву нераскрытого похищения, произошедшего несколько десятилетий назад. Вероятно, о том, кто ее убил. Точно о том, где ее тело: упрятано навеки вместе с мертвым полицейским. Прекрасное место – шесть футов под землей в чужом гробу. Я печатаю все это, пользуясь преимуществами высокоскоростного, не по горным грядам проложенного интернет-соединения, благодаря которому узнал, что это был обычный трюк чикагской мафии – так они поступали с людьми, которые должны исчезнуть, а значит, копы не могли не знать о существовании такого метода избавления от трупов, наряду с утоплением в цементных башмаках.

Алан действительно мог знать, где тело, так как был одним из тех, кто его прятал.

Помню, во время похорон произошла небольшая ссора с родными покойного: один полицейский, как теперь мне известно, Алан, хотел, чтобы тело кремировали, он утверждал, что таково было желание его напарника, они говорили об этом во время дежурства. Однако родственники не посчитались с этим и настояли на похоронах в гробу. Алан расстроился, и это понятно, потому что опустить труп Ребекки под землю не то же самое, что превратить его в пепел.

А цена? Это было самое простое. Алан хотел, чтобы Майкл заплатил ему долг семьи, не пожелавшей раскошелиться на выкуп. Выкуп, который потребовали с этих людей тридцать пять лет назад. И Майкл согласился на это, чтобы узнать, кто в ответе за смерть нашего отца.

Я попытался представить себе Алана, стремящегося скрыть следы преступления – тело девочки и возместить неуплаченный выкуп. Если он знал, что у моего отца есть доказательства, имело смысл убить его. Возможность представилась, когда погиб напарник Алана, и вместе с ним ему удалось погрести под землей свои тайны.

– Майкл нашел тело Ребекки. – Я решил оказать Марсело доверие и поделиться с ним своей догадкой, что второй скелет в фургоне – ее (ведь правда, кто еще это мог быть?). Глаза отчима округлились. Я поддал жару: – Оно в кузове фургона. Первым делом, выйдя на волю, Майкл занялся этим, и, если предположить, что он ждал этого три года, мы можем также сделать вывод: о местонахождении тела ему рассказал Алан. Проблема вот в чем: если отец имел доказательства по делу об убийстве Ребекки, едва ли они сводились к тому, куда спрятан ее труп.

– Так как тело погребли после его убийства, – согласился Марсело. – Значит, в тот вечер твой отец пытался сообщить своему куратору нечто другое. Передать какое-то доказательство. Думаешь, Алан продавал Майклу последнее сообщение Роберта своему куратору?

– Возможно. Но я не могу понять, зачем Алану торговать информацией о совершенном им самим убийстве. – Это не имело смысла, загадка требовала решения, а я пока его не нашел.

– Может, Алан никого не убивал, а лишь прикрывал того, кто это сделал. Он полицейский, не забывай, и, если был в долгу перед кем-то, могу поспорить, эти люди опасны.

Это вполне согласовывалось с тем, что раньше сказал мне в сушильне Майкл: по его мысли, Алан продавал кого-то. Вспомнились и слова брата, мол, жалких три года ему дали потому, что были люди, которые предпочли бы не обсуждать в открытом судебном процессе историю Алана. Все сходилось. Читатель, я понимаю, эта сцена относится к разряду «Герою открывается суть».

Марсело наблюдал, как я перевариваю информацию и пытаюсь понять, верю ли ему.

– Отмотаем пленку на три года назад. Жизнь Алана катится по наклонной, он то и дело попадает в тюрьму и едва наскребает себе на жизнь. Может быть, он считает, что Ребекка Маколи – это та точка, с которой все пошло не так, и решает, что готов кого-то сдать. Он возвращается к тому, с чего все началось, и завлекает Майкла обещанием открыть ему правду об отце.

– Ясно, почему он не выбрал для этого меня. – Я покачал головой. – Не мне заниматься семейной историей. Поэтому только я и пользуюсь доверием Майкла. Я согласился давать против него показания в суде, то есть знал недостаточно, чтобы испугаться, а мне, вероятно, следовало бы. Этим я снискал его доверие.

Марсело стиснул зубы, видимо, ему хотелось возразить, мол, облегчив наказание для Майкла, он тем самым должен был заслужить такое же отношение к себе, но, кажется, передумал.