Я тяжело вздыхаю и краем глаза вижу, как Дуги поворачивается в моем направлении.

– Ты в порядке? – спрашивает он.

Я киваю, зная, что он увидит, так как не совсем уверена, могу ли говорить. Стоя здесь, глядя на их имена, выгравированные на крапчатом граните, я понимаю – они действительно умерли. То есть я это знала, я знала, что их больше нет. Но есть разница между «знать» и «понимать». Сегодня я ее чувствую.

Дуги ободряюще гладит меня по спине. Я кратко улыбаюсь, ощущая тепло его руки сквозь тонкий хлопок своей футболки, все еще не сводя взгляда с могил. Я знаю, его прикосновения в основном дружеские, но к этому жесту все еще прилагаются острые ощущения. Пятьдесят на пятьдесят. Как мы сами; после всего, через что мы прошли, мы теперь больше, чем друзья. Но не более того. Это нормально. Прямо сейчас, когда голос доктора Петерсена все еще гремит в моей голове, а открытые пространства кажутся слишком широкими, слишком свободными, это почти все, с чем я могу справиться.

Я благодарна, что у меня есть друг.

Кроме того, времени у нас много. Всего через неделю мы вместе собираемся в университет, чтобы пройти курс археологии, который должны были начать прошлым летом. Как будто последних двенадцати месяцев и не было.

– Пойдем? – тихо спрашиваю я. И надеюсь, что он скажет «да». Мне не нравится быть здесь. Тут пусто, мертво. Я не чувствую никакой связи с тремя людьми под ногами. Где бы они ни были, здесь их нет.

– Да, – говорит Дуги, и мы дружно поворачиваемся и идем вдоль рядов, направляясь к выходу.

Я хочу сказать Дуги то, что до сих пор не сказала. Но я знаю, я должна. Это нужно сказать, и лучше сейчас, чем позже. Иначе я никогда не смогу оставить все это позади.

Я подхожу чуть ближе к нему, чтобы наши плечи столкнулись.

– Спасибо.

Дуги озадаченно смотрит на меня, и я заставляю себя встретиться с ним взглядом. Наши шаги замедляются.

– За что? – наконец спрашивает он.

Я глубоко вздыхаю.

– За то, что вступился. Что поддержал. Ты мог бы… – Я замолкаю, затем заставляю себя продолжить. – Ты мог бы оставить меня в том месте.

Озадаченная улыбка Дуги застывает на его лице. До сих пор мы нарочно избегали говорить о походе, и я вижу, что он не слишком торопится делать это сейчас.

– Ты не обязан был мне помогать, – говорю я. Потому что так и есть. Учитывая нависшее надо мной темное облако подозрений, когда остальные меня уже приговорили. Ему не нужно было этого делать.

Улыбка вернулась, на этот раз она шла от души.

– Что мне еще оставалось делать, отказаться от тебя?

Этого я и боялась. Мне следовало ему верить, но после года в той адской дыре, совершенно безнадежного года, трудно сохранить веру.

– Мы были вместе, – говорит он. – Ты и я.

– Да, – шепчу я. – Вместе.

В разговоре наступает затишье, пока мы бредем прочь с кладбища. Болтовня в этом месте кажется проявлением неуважения. Дуги хмурится и смотрит на землю.

– Меня только одна вещь беспокоит, – наконец говорит он, выходя через ворота кладбища. – Ты сказала, что мы плавали вместе. – Я с любопытством смотрю на него и медленно киваю. Куда он клонит? – Но ведь ты пошла с Мартином. Вы двое направились обратно к дороге. Ты видела, как он поймал машину той пожилой пары. Именно так мы договорились сказать. – Он пронзает меня своими глазами, и я замираю.

– Я… – Я начинаю говорить, но слова ускользают от меня. Дуги протягивает руку и крепко хватает меня за плечо. Я не пытаюсь уйти; я бы не смогла, даже если бы захотела.

– Все пошло не совсем так, как планировалось, – напоминаю я ему.

Книга, которую Дуги бросил передо мной, явно была очень старой. Корешок сломан, а надписи на коже настолько выцвели, что я едва могла их прочитать.

– «Кровь и пыль. Темные обряды человеческих жертвоприношений». – Я подняла взгляд с того места, где лежала, растянувшись на его двуспальной кровати. Дуги сидел за столом и крутанулся в кресле, глядя на меня с лихорадочным светом в глазах.

– Где ты ее взял?

– Купил у какого-то парня по Интернету. У него магазин в Лондоне по друидской тематике.

– Ничего себе. – Я открыла книгу, сморщив нос от запаха пыли, что доносился со страниц. – Текст забавный, выглядит почти как «Макбет». – Мы изучали «шотландскую пьесу» на английском, продираясь сквозь язык Шекспира. – Можешь ее прочитать?

– По большей части, – ответил Дуги.

Я отвела взгляд от сморщенных линий убористого шрифта.

– Достаточно?

– Достаточно, – кивнул он.

Полуулыбка на моем лице расширилась до полноценной, а затем я хихикнула.

– Мы правда собираемся?.. – Я не договорила вопрос, слишком одержимая самой мыслью.

– Да, – подтвердил Дуги.

– Можешь себе представить? – Восхитительная дрожь пробежала по моему позвоночнику, нервы дрожали от возбуждения.

– Нам и не нужно, – пообещал Дуги. – Скоро мой день рождения…

Я увидела это.

Увидела тот самый момент. Миг. Секунду, когда свет исчез из его глаз.

Видела это и наслаждалась этим.

Я почувствовала, как сила пронзила меня, адреналин заполнил мои вены.

Я протянула призрачно-бледную руку и закрыла ему глаза. Синяки уже начали расцветать на шее Мартина.

Нет, не Мартина. Его больше не было. На теле. Вот и все, что теперь осталось. Безжизненное тело. Все было так, как сказал Дуги.

Мы с Мартином пошли к дольмену – это казалось уместным. Курган. Могила. Древний жертвенник.

– Теперь запомни, – пробормотал Дуги. – Как мы договорились.

– Он поймал попутку, – ответила я. – Я видела, как он уехал.

– Даррен знает. – Его голос был тихим и шел из ниоткуда, из темноты позади меня.

Я вскочила, обернулась и увидела мрачное лицо Дуги, озаренное светом фонаря.

– Что? – слабым голосом переспросила я, хотя и в первый раз услышала.

– Даррен. Он знает.

Мое сердце на мгновение остановилось, а затем снова забилось в два раза чаще.

– Откуда? – прошептала я.

– Он нашел вещи Мартина и книгу на дне моей сумки. Он пошел к дольмену.

Страх пронзил меня, но его быстро сменило возмущение.

– С какой стати он копался в твоей сумке?

– Не знаю. Что-то заподозрил? – Дуги пожал плечами. – Я только что услышал, как он рассказывал Эмме, что нашел. Завтра они уйдут и позвонят в полицию.