В баснословные советские времена, в Москве, столице СССР, в спальном районе Гулябино жили в блочном доме на одной лестничной клетке, в равноценных квартирах две простые русские семьи – Ивановы и Петровы. Все у них было одинаковое: в комнатах стояли неотличимые гарнитуры-стенки «Весна» и телевизоры «Рубин», на шестиметровых кухнях вибрировали облупившиеся холодильники «Бирюса», на балконах квасилась в бочонках капуста и торчали беговые лыжи «Старт». У подъезда ржавели две старинные «копейки», зеленая и красная. Окна выходили на обширный пустырь, а за пустырем неумолчно гудела и мелькала огнями Окружная дорога.

Жили обе семьи скромно – от зарплаты до зарплаты. И если, допустим, в декабре Ивановы занимали до получки у Петровых, то, скажем, в феврале случалось наоборот. В каждой ячейке общества по удивительной симметрии судьбы росли близнецы: У Ивановых – мальчик-девочка и у Петровых – мальчик-девочка. Ходили они, как нарочно, в пятый класс одной школы. Понятно, что подъездная молва детей давно пересватала – оставалось только вырасти.

Однако на этом сходство заканчивалось. Жена Иванова Нюра, знатная мотальщица с сильным, требовательным телом и железным характером, за годы совместной жизни вымуштровала мужа Петю как солдата. Вернувшись с работы из автобусного парка, он тут же включался в домашнее производство: по первой команде выносил помойное ведро, выбивал во дворе ковер, переклеивал обои, чинил потекший кран, строил подсобный шкафчик или мастерил на балконе цветник… В недолгие часы досуга Петр Иванов любил полежать под своим «жигулем». Мало того, близнецов Нюра с детства тоже приспособила к безропотной домашней пользе, и если они не хлопотали с матерью по хозяйству, то помогали отцу чинить автомобиль.

А вот Анюте Петровой, худосочной медсестре с синдромом вечной женской усталости, воспитать мужа Ваню в духе внутрисемейной пригодности не удалось. Придя домой от токарного станка, Иван определялся на тахту и превращался в лежачий памятник заслуженному отдыху: пил пиво, смотрел телевизор и, постепенно ужиная, отходил ко сну. А бедная Анюта, наломавшись в больнице, прибегала домой, кормила мужа и впрягалась в семейный воз: до ночи стряпала, штопала, отмывала, обстирывала, обглаживала… Мало того, близнецы тоже росли полными бездельниками, шкодливыми и бесполезными. Подражая отцу, они не мыли посуду, не мели пол и не убирали за собой игрушки.

Когда становилось невмоготу, Анюта по-соседски закрадывалась к Нюре – поплакаться. Сидят, потягивают помаленьку черноплодную настойку. Мотальщица выпьет, разомлеет, начнет учить соседку, как следует вырабатывать у мужа трудовой рефлекс с помощью премиального допуска к женской телесности, потом окинет сочувственным взором Анютину худощавость, вздохнет и нальет бедняжке еще рюмочку – для утешения. У Петровых-то в доме крепкого спиртного не держали, так как хозяин был запойный и мог даже с пива улететь в недельное автономное свинство. Зато Иванов капли в рот не брал. Так они и жили…

И вот однажды ночью Анюта, допоздна застиравшись в ванной, пошла прилечь перед глажкой на диван и увидела странный луч, блуждавший по темной комнате, чертя на стене фиолетовые загогулины. Сначала она подумала, что Иван по обыкновению уснул, не выключив телевизор. Но нет: экран был погашен, а свет шел с улицы. Испуганная медсестра попыталась растолкать мужа, но тот спал, как павший за Родину. Женщина осторожно вышла на балкон и обомлела: над пустырем зависла, опершись на три мощных световых столба, огромная летающая тарелка. В круглые иллюминаторы глазели зеленые инопланетяне. И вот что странно: Окружное шоссе, оживленное даже ночью, вдруг опустело, вымерло: ни огонька, ни звука, ни шороха…

Звездолет висел над землей, испуская фиолетовые лучи, шарившие окрест подобно щупальцам. Один луч забрался в квартиру к Петровым, второй – к Ивановым, которые всей проснувшейся семьей толпились на своем балконе, дружно удивляясь внеземному контакту. Петр, опершись на цветочный ящик, рассказывал пытливым детям о монизме Вселенной.

Но тут проснулись малолетние Петровы, заверещали и стали пулять в НЛО из рогатки: дочь подает камешки, а сын стреляет. Разбуженный криками, Иван тоже вышел на балкон, пивным взглядом оценил неопознанную невидаль и хмуро молвил:

– Хреновое у нас ПВО!

Будто услышав эти слова, звездолет завибрировал, тонкие лучи втянулись внутрь корабля, световые столбы заклубились, зеленые пришельцы в иллюминаторах прощально замахали лапками, и тарелка мгновенно исчезла, сжавшись в точку на небосводе. И вот что удивительно: Окружное шоссе сразу ожило: замелькали фары, загудели моторы…

Взволнованные очевидцы, стоя на балконах, долго обсуждали чудесное событие. Петра Иванова интересовало, на каком топливе летают инопланетяне, а Ивана Петрова – что пьют на других планетах. Потом сидели у телевизоров, ожидая экстренного выпуска новостей, но про космический корабль, севший на пустыре в районе Гулябино, не было ни слова. В газетах тоже не оказалось ничего интересного, кроме очередного замужества эстрадной пенсионерки. И что уж совсем странно: приподъездные старушки слыхом не слыхивали о ночном визите космических братьев. Посовещавшись, соседи решили, что стали жертвой групповой галлюцинации, навеянной выступлениями в эфире полунормальных экспертов по паранормальным явлениям.

Фантастическое событие стало забываться, но дней через десять в обеих квартирах на стенах, где шарили лучи, появилось по фиолетовому пятну, вроде как плесень от сырости. Пятна росли, густели и вскоре сделались похожи на ворсистые настенные коврики, еще встречающиеся в простодушных домах.

Конечно, Нюра тут же отмобилизовала мужа и близнецов на борьбу с неположенной нарослью. Они взялись за дело ответственно, чего только не испробовали: стиральные порошки, мыльные эмульсии, антисептики, антибиотики, пестициды. Упорный Иванов долбил, шкурил, скоблил – бесполезно: фиолетовое нечто вскоре снова появлялось как ни в чем не бывало. Травили серной и соляной кислотой, на некоторое время помогало, но затем пятно вновь расползалось по стене. Наконец продвинутый Петр смекнул подогнать из автобусного парка кислородные баллоны и выжег проблемное место автогеном, а заодно заварил детям сломанный велосипед. Плесень отступила. Сначала караулили: вдруг снова появится. Нет, извелась безвозвратно. Нюра, воспользовавшись трудовой распаленностью мужа, заставила его еще сделать ремонт в комнате.

Зато у Петровых все было как обычно: Иван лежал на диване и, потягивая пиво, смотрел по телевизору свою любимую передачу «Поле чудес», в которой усталый телешут, закатывая от природы грустные глаза, предлагал гостям студии угадать неизвестное слово и заработать кругленькую сумму. Но участники капитал-шоу, прежде чем начать наобум называть буквы, зачем-то вперебой одаривали ведущего презентами: домашними вареньями, соленьями, печеньями, вязаными носками, варежками, кружевами, постельным бельем, самодельными музыкальными инструментами, самописными картинами, художественными поделками из глины, дерева, металла и прочих, самых неожиданных природных материалов, а также иными чудесами изобретательного провинциального досуга. Собственно, «Поле чудес» Иван смотрел только из-за этих приношений, а какое именно слово таилось в непроницаемых квадратиках, ему было, честно говоря, наплевать.